Когда еще не было университетов…

Разновозрастное обучение раннего Средневековья положило начало блестящей образовательной традиции

Обучение детей одного возраста – сравнительно позднее изобретение европейских педагогов. Оно становится возможным, когда в школы поступает одновременно много учеников: тогда учителям не составляет труда скомплектовать одновозрастные классы.

Однако для последовательного соблюдения принципа одновозрастности необходим закон об обязательном обучении или, по крайней мере, признание образования одним из приоритетов общества.

В раннем Средневековье обязательное начальное образование практиковалось только в Византийской империи, где его требовала политическая и финансовая ситуация. Все византийцы обязаны были заполнять и подавать налоговые декларации.

Образование в византийской начальной школе было компетентностным: детей в первую очередь учили считать (включая действия с дробями), потом – подписывать свое имя и читать вслух, и лишь в последнюю очередь – писать (небольшие стандартные письма). Поэтому существовало немало византийцев, которые прекрасно читали, но писали с большим трудом.

В Европе Раннего Средневековья обязательного начального образования не было. Школы создавались только в оазисах культуры – крупных аббатствах. Европейцы того времени не имели представления о детстве, как об особом периоде в жизни человека, в рамках которого формируется его личность и развиваются способности. В этом виде оно сложилось только в Новое время.

Триптих Св.Анны Квинтена Матсейса (деталь). Королевские Музеи изящных искусств. Брюссель

В эпоху монастырских школ еще не существовало церковных регистрационных книг, куда заносился каждый крещеный ребенок, и потому мало кто знал свой возраст. «Лет двадцати или около того», – обычная формула в документах той поры.

Церковные писатели раннего Средневековья указывали, что учиться следует с ранних лет, но не для того, чтобы развивать свои способности, а чтобы не впадать в грех праздности.

Школьное образование начинали и в семи-, и в двенадцати-, и в восемнадцатилетнем возрасте. Желающих учиться было так мало, что ни о каком одновозрастном классе, нельзя было и мечтать.

Как правило, все ученики, изучавшие разные предметы, занимались в одной аудитории. Учитель переходил от группы к группе, давал разные задания, проверял их выполнение. В таких условиях гарантией успешного обучения была мотивация каждого ученика.

Недостатки этой педагогической практики начали проявляться после того, как император франков Карл Великий (742–814), впервые выучившийся читать после 40 лет, издал первое в Европе распоряжение о повсеместном развитии школьного обучения («Капитулярий о занятиях науками»).

Тогда преподаватели монастырских школ впервые столкнулись с тем, что их вынуждают обучать тот контингент, который не желает учиться. Образование в этих условиях давалось с трудом, учащиеся конфликтовали друг с другом и с учителями. Преподавателей (а среди них были самые известные интеллектуалы своего времени) обвиняли в тупости, неумелости и даже в жестокости. На деле учителя и ученики всего лишь были заложниками устаревшей античной педагогической системы, которую отличали безоговорочный авторитет учителя и пассивность учеников. Теперь ее недостатки обострялись разным возрастом и уровнем развития учащихся.

В 876 году один из учеников монастырской школы в знаменитом Санкт-Галленском монастыре в знак протеста прыгнул с колокольни, а в 937 году наказанные ученики в отместку подожгли и саму обитель.

Понадобилось не менее столетия, чтобы наиболее мудрые преподаватели монастырских школ сумели превратить недостатки урока в разновозрастной аудитории в достоинства. Была выведена формула нового урока, когда старшие и младшие открыто обсуждают предмет и вступают в спор между собой, под присмотром учителя.

Разногласия и непонимания среди учеников больше не подавлялись авторитетом магистра. В контролируемом диалоге мировосприятие ребенка сталкивалось с мнением подростка, молодого человека и взрослого.

В этом процессе менялась роль преподавателя: ему приходилось выявлять способности каждого ученика и учитывать их в процессе урока.

Ратхер Веронский (887–974) знаменитый монах-бенедиктинец, религиозный и политический деятель X века, писал в своей книге «Шесть предисловий, или Агонистик»: «Ты учитель? Постарайся умерить свой преподавательский пыл, дабы видно было, что ты поставлен над учениками, чтобы научить их, но не затмевать их знаниями. Ведь есть некоторые ученики такие медлительные и неразвитые, что самые простые сведения, не говоря уже о глубинах знания, воспринимают с трудом. Есть и другие, с таким живым умом и усердием, что часто, благодаря собственным способностям и знаниям, узнают больше, чем получают от учителей. Есть также такие, которые с трудом усваивают и быстро утрачивают знания. Есть такие, которые с трудом воспринимают, зато потом помнят твердо. Есть и такие, что легко воспринимают, но потом еще легче забывают. Есть такие, которые очень легко воспринимают и очень редко забывают узнанное. Их не нужно побуждать ни к чему другому кроме как к поддержанию своей способности легкого восприятия знаний постоянными упражнениями».

Миниатюра XIII века. Национальная библиотека. Париж

В середине XI века система разновозрастного обучения начала давать блестящие результаты.

Живой диалог и свобода обсуждения материала, воцарившаяся на занятиях, обусловили на столетия вперед лицо университетского образования в Европе, его универсальность и свободу.

Множество разнообразных – грамматических, логических, философских (а для тех, кому больше 30-ти лет – и богословских) школ было открыто на территории Франции. В стране сформировалось несколько знаменитых центров обучения, но интеллектуальной столицей страны и всей Европы стал Париж.

Гуго Сен-Викторский (1096–1141), богослов, теоретик христианского образования, в одном из своих трактатов писал о парижских школах: «Я вижу много школяров. Толпа их велика: я вижу здесь людей всех возрастов: детей, подростков, юношей, стариков. И изучают они разные дисциплины».

Принципы обучения в этих школах были так хорошо отработаны, что за год–два способному ученику любого возраста давали прекрасную подготовку по выбранному предмету.

Философ и богослов Иоанн Сольсберийский (1115–1180), совсем юным прибывший в одну из парижских школ, писал: «Мы должны были ежедневно вспоминать часть того, что нам сказали накануне, каждый в зависимости от его способностей. Вечерние упражнения… были посвящены столь насыщенному изучению грамматики, что тот, кто предавался этим упражнениям с усердием и рвением в течение года, если он был не слишком скудоумен, уже мог по истечении этого срока излагать свои мысли устно и письменно должным образом и понимать смысл того, что нам обычно говорили на занятиях».

Нередко преподаватели этих школ были сверстниками своих учеников и даже моложе их. Так, говоря о философе и богослове Пьере Абеляре (1079–1142), который возглавил философскую школу в очень молодом возрасте, современники с восхищением отмечали: «Он спускался до уровня детей». Хотя на занятиях в школе Абеляра обсуждались теория языка и теория познания (то, что сегодня проходят на философских и филологических факультетах университетов), знаменитый магистр успешно привлекал к работе самую юную аудиторию. Именно она оживляла его лекции и диспуты.

Новая организация обучения способствовала зарождению и развитию демократических традиций, которые легли в основу организации жизни Парижского университета, а затем и других Alma mater, которые создавались по его образцу.

Известная французская исследовательница Средневековья Режин Перну (1909–1998) писала о парижских разновозрастных школах XI века: «Следует заметить, что между лекциями в том виде, что существуют сегодня во французских университетах, когда преподаватель говорит, а студенты делают записи, и уроками (или лекциями) в средневековых школах нет ничего общего. Чтобы представить себе царившую во время тех занятий атмосферу, скорее надо вспомнить о семинарах, что постепенно входят в моду во Франции, в подражание университетам англо-саксонских стран, где сохранились некоторые традиции, унаследованные от университетов средневековья. На таких занятиях между наставником и учениками происходило то, что мы называем сегодня диалогом – взаимный обмен мнениями».

Традиция разновозрастного обучения студентов долгое время сохранялась в европейских университетах. Она прервалась только с введением в большинстве стран определенного срока обязательного школьного обучения.

Лишь в некоторых странах (например, в Израиле) уставы университетов предусматривают, что студентами могут стать лица с двенадцати лет.