Честь, воображение и воля

«В этом и есть моя жизнь»

В каждом городе есть школы, о которых говорят и пишут, в которых хотят учиться дети и работать педагоги. Одной из них является московская Гимназия на Юго-Западе № 1543. По рейтингу газеты «Известия», где основным критерием были приняты знания, даваемые школой, это учебное заведение вошло в списки сильнейших по математике, химии, физике, информатике и др., завоевав место в десятке «Лучшие школы Москвы».
Не приходится сомневаться, что учебная и внеклассная работа здесь ведется на высоком уровне. Но в рейтингах не увидишь, какие зигзаги судьбы сделали успешным директором человека, не помышлявшего о педагогической практике. Не узнаешь, как переживает учитель за отворачивающихся от книги современных подростков. Не поймешь, насколько счастлив педагог, «влюбляя детей в Россию»…

Беседа с директором гимназии Юрием Владимировичем ЗАВЕЛЬСКИМ началась с его рассказа о своей учительской судьбе и о том, как возникла 43-я московская школа, ставшая впоследствии гимназией.

– Когда я пришел в эту школу, мне было 48 лет. Теперь, с высоты своего 80-летия, я смотрю на 48 лет как на время молодости. У меня было много сил, много энергии, а за плечами лежал опыт почти 25 лет работы в школе.

После окончания географического факультета Московского университета я работал на Украине в сельской школе. Когда пришел туда, то подумал, что это – временное явление, год как-нибудь там проработаю, а потом займусь наукой или чем-нибудь другим. Я никогда не мыслил себя в школе в качестве педагога. А потом, где-то через полгода, я понял, к радости своей, а может быть, к ужасу и, наверное, к удивлению, что это – мой роман и дети, которые меня окружают, наверное, и есть моя жизнь.

Никогда не думал, что во мне заложено что-то такое, что может расположить ребенка ко мне и меня к нему, но так случилось. И это я объясняю тем, что был тогда не связан семьей и поэтому все время уделял школе, ребятам. Вместо одного года проработал там почти пять лет. Меня вскоре сделали завучем, потому что я был единственным в той школе преподавателем с высшим образованием. Ко мне относились с достаточно большим уважением, и, несмотря на свои молодые годы, я пользовался авторитетом.

А потом женился и переехал в Москву. Это был 1954 год, и я не сразу нашел работу. Сейчас в Москве огромный дефицит педагогических кадров, а тогда, наоборот, был избыток. Помню первую школу, в которой работал. Это была мужская школа на Плющихе. Теперь ее нет. Хорошо помню первый день. Открываю кабинет, и 24 восьмиклас¬сника – мальчшки, здоровенные парни – поднимаются, становятся по стойке «смирно» и начинают петь Гимн Советского Союза. Я понял, что это – проверка, что мне нужно принять правильное решение в течение нескольких секунд. Быстро иду к учительскому столу, кладу журнал, становлюсь по стойке «смирно» и начинаю петь Гимн Советского Союза вместе с ними. Потом начался урок, я рассказывал ребятам о себе – мне нужно было познакомиться с ними. Вот этот класс стал моим самым любимым. Мы потом стали друзьями, и до сих пор я вспоминаю их с теплотой и грустью.

Так началась моя московская эпопея. Какое-то время пришлось работать в отделе народного образования Гагаринского района Москвы. Потом, когда я узнал, что здесь, на Юго-Западе, будет строиться школа, я пошел в райком партии и попросил, чтобы ее отдали мне. Это был конец 1974 года. А 6 января 1975 года на то место, где мы сейчас с вами сидим, приехал экскаватор, и началось строительство. Я попросил экскаваторщика, чтобы он привязал бутылку шампанского к ковшу и, перед тем как зачерпнуть первый ковш, разбил бутылку. Он никак не мог понять, к чему это все. Я рассказал, что, когда со стапелей спускают новый корабль, разбивают бутылку шампанского на счастье, чтобы у этого корабля было счастливое плавание. Мне очень хотелось, чтобы у школы, которую мы построим, оказалось счастливое плавание, счастливая жизнь... С той бутылки шампанского и пошла история вот этого дома.

А 1 сентября 1975 года началась жизнь 43-й школы, которая продолжалась где-то 15–16 лет, а потом, уже в новое время, в новой стране, в 1991 году, мы стали сначала экспериментальной гимназией, а затем получили официальный статус гимназии, ей был присвоен номер 1543. И в таком статусе мы работаем вот уже 15 лет.

Поскольку 43-я школа была к тому времени школой многопрофильной, гимназия стала не просто гимназией 1543 и не классической гимназией в том смысле, в каком надо было принимать любую дореволюционную гимназию, а гимназией нового типа – многопрофильной. Профилизация и тогда, и сейчас начиналась с 8-го класса.

Открыть новую школу на пустом месте означает набрать педагогические кадры – это раз, что самое главное; сформировать контингент учащихся – это два; создать определенную учебно-материальную базу – это три. И вот проходит первый педсовет перед 1 сентября 1975 года. Моя задача – сформулировать, раскрыть идеологию, философию того учебного заведения, которое мы будем создавать.

А когда закончился первый год, я совсем освоился, всех знал, на уроках побывал. И уволил 12 человек. Это были люди, которые случайно попали в школу. Потом, конечно, ротация тоже была – примерно до конца 80-х годов: кого-то приходилось освобождать, кого-то брать и т.д. Но уже 15–16 лет у нас стабильный, нормально организованный, понимающий свои цели и задачи коллектив. С ним можно работать, хотя в этом коллективе есть разные педагоги. Есть люди, с которыми мне легко работать и которым со мной найти общий язык просто. Есть учителя, с которыми мне работать значительно сложнее, но которых я ценю за достаточно высокий уровень профессиональной подготовки.

Я должен сказать, что меня устраивает то, чего мы смогли добиться. Как директор я хотел, чтобы наша школа была домом, в котором комфортно живется и учителю, и ребенку. И вместе с тем в нем ребенок получает достаточно хорошую образовательную подготовку, чувствует себя физически и морально защищенным и в меру тех возможностей, которыми мы обладаем, получает некое воспитание, которое дает ему возможность в будущем правильно выстроить свою жизнь, то есть определенное нравственное развитие. В силу данных причин нас, школу, не какого-то конкретного учителя, а школу, поддерживают дети и родители. Я эту поддержку чувствую и очень ценю, потому что без нее работать трудно.

Я думаю, что мы в какой-то степени, не до конца, конечно, достигли некоего взаимного доверия друг к другу, того доверия, без которого образование в любом учебном заведении невозможно: доверия ребенка к взрослому человеку и доверия взрослого человека к ребенку. Я не хочу сказать, что это доверие полное. У разных учителей оно складывается по-разному, но я стараюсь – я всю жизнь так прожил – ребенку во всем доверять, хотя понимаю, что в каких-то случаях это рискованно. Но надо идти на риск. Для меня ребенок ценен не тем, насколько он послушен, а насколько он обладает потенциальными возможностями для своего внутреннего интеллектуального и нравственного роста. Если в нем это есть, я должен сделать все возможное, чтобы этот рост обеспечить.

Чем руководствуюсь в этом смысле? Считаю, что конечная цель нашего образования состоит в воспитании в ребенке трех качеств: чести, воображения и воли. От них зависит все остальное, и я это внушаю родителям, детям, пытаюсь внушить учителям. Это самое главное: честь, воображение и воля. И на первое место я ставлю, кстати говоря, честь, потому что она – внутреннее достоинство, чувство такта, некий духовный аристократизм. Что такое духовный аристократизм? Это умение держать слово, формировать очень четкие, бережные отношения с людьми. Это то, что вообще в человеке вырабатывает ту гордость, которая выше мелкого самолюбия и дешевых амбиций. Все остальное – плебейство.

Выработать в ребенке духовный аристократизм можно только духовно богатому учителю. Учитель, который, допустим, может опоздать на работу или опоздать куда-нибудь, например на педсовет, не понимает, что это как раз плебейство. Что такое дух аристократизма? Это аккуратность в отношениях с людьми. Сколько мы в школах видим этой неаккуратности между взрослыми людьми, между взрослым и ребенком!

– Как вы считаете, за последние 10–15 лет дети изменились, с ними стало труднее работать или нет?

– Я бы не сказал, что стало труднее работать. Просто они немножко другие и требуют другого подхода к себе, другого понимания. Но это не значит, что современные дети более трудные. Да, более прагматичные, безусловно. Но, с другой стороны, ребята сейчас более самостоятельные, чем были раньше, более раскрытые, раскрепощенные, свободные. И это прекрасно.

– Идеологическая несвобода, которая была в те годы, сменилась во многом анархией. Как детям определиться? Тогда были жесткие ориентиры.

– Они есть, эти жесткие ориентиры. Это нравственные ценности, которые выработаны человечеством в течение многих веков. Они и есть наши ориентиры. И когда я говорю о чести, достоинстве, когда мы говорим о порядочности, – разве это не ориентиры?! Это же ориентиры! Вопрос в другом: многое из того, что происходит вокруг, сбивает ребенка с толку. Так для коррекции восприятия существуют взрослые люди: мама, папа, учитель. Для этого существуют умные книги.

Безусловно, есть еще средства массовой информации. Любая передача на телевидении или по радио, статья в газете – они же тоже требуют определенных комментариев взрослого человека. Мы же тоже этого не делаем. Я думаю, что и в школе мы в этом смысле делаем мало. Ну скажите, пожалуйста, в какую эпоху школа соответствовала той жизни, в которой она существовала? Не было такой эпохи. Школа всегда, в любой стране, в любую эпоху пребывала все-таки в некой изоляции от окружающей жизни. Это же естественно. Это же был свой мир. Значит ли это, что к тому миру, который существует за стенами гимназии, ребенка не надо готовить? Нет. Следовательно, мы тоже с ним должны беседовать, разговаривать. А ребята между собой должны спорить, отстаивать свою точку зрения. И мы с ними должны спорить. Не навязывать свою точку зрения, а обмениваться мнениями с ребенком. И пусть он прислушается к нашему мнению, к мнению своего товарища, а затем выработает свою собственную точку зрения. Она будет зависеть от того, насколько мы убедительно и обоснованно с ребенком разговариваем. Но для такого диалога учитель должен обладать большими знаниями и огромной культурой.

– В вашей гимназии есть такие учителя?

– Конечно, есть. Каждый учитель занимается двумя пластами работы. С одной стороны – обучение через свой предмет. С другой – воспитание. Обучением проще заниматься. Там всё регламентировано: есть учебники, программы, накоплен определенный опыт. Там миллион разных разработок на всякие случаи жизни. Там легче. И, кроме того, там видишь совершенно четко конечный результат своей работы. Воспитание же – это творчество от начала до конца. Это значит, что всегда ты что-то должен придумывать для ребенка новое, иначе оттолкнешь его от себя. Я учителям говорю: «Наша задача состоит в нравственном воспитании, в воспитании нравов». Это большая, тяжелая работа, которая требует от учителя ума, культуры, вдумчивости, терпения и – очень важно – воли.

– И собственной нравственности.

– Ну это безусловно – и собственной нравственности, конечно.

– Скажите, пожалуйста, почему ваше учебное заведение называется «гимназия»? В чем вы видите отличие школы от гимназии?

– Вы знаете, если сказать откровенно, я на ваш вопрос четкого ответа не дам, как это ни покажется странным. В наши дни гимназия, во всяком случае в Москве, – это просто образовательное учреждение для детей с повышенным уровнем учебной мотивации. Есть дети по-настоящему одаренные, талантливые. Вот им адресовано наше учебное заведение. Если такие дети приходят сюда, следовательно, они могут получить то образование, которое другая школа не даст, то есть образование повышенного уровня. И мы стараемся таким детям – в силу их горячего желания учиться, в силу того, что у многих из них ярко выражены какие-то способности или общая одаренность, – такое образование дать. Говорят, что гимназия готовит будущий потенциал страны, что гимназия – кузница будущих кадров творческой и научной интеллигенции. Все это правильно.

– По каким программам вы работаете?

– Большинство программ – государственные. Ведь тот или иной раздел программы, ту или иную тему можно осваивать по-разному. Можно, допустим, дать какой-то закон, сформулировать его, доказать и потом решать задачи. Но эти задачи и задания – они ведь могут быть разными. В одной школе это будут простые задачи – и нормально для этой школы. В другой школе эти задачи будут чуть потруднее – и для той школы это тоже, наверное, нормально. А можно дать задачу повышенного уровня, пусть не для всех, а для определенной части детей. И мы даем им такие задания. Программа может быть совершенно одинакова, но усвоена при этом все-таки по-разному, с разной степенью глубины. Наша школа – для одаренных и продвинутых детей, мотивированных детей. Однако одаренных детей мы столько не наберем – 500 человек, – их не так много, как кажется. Поэтому наряду с ними учатся ребята обыкновенные, нормальные, без каких-либо ярко выраженных способностей, но это дети, которые хотят учиться, хотят получить хорошее образование. У них высокий уровень мотивации, как мы говорим. И поэтому мы стараемся и им дать нечто большее, чем может дать другая школа. Именно в силу данных причин мы и добиваемся достаточно высоких успехов на олимпиадах – окружных, городских, всероссийских.

– А кем становятся дети?

– Понимаете, это сложно. Как правило, все дети, которые окончили нашу гимназию, поступают в вузы, причем престижные. Что происходит с ними дальше? Разное. Некоторые уходят в науку. Иные вынуждены сменить свой профиль и занимаются чем-то другим. Некоторые ребята уезжают за границу и работают там по контракту. Кто-то остается там, кто-то возвращается.

– Каково ваше личное отношение к такой судьбе?

– Нормальное. Они являются посланцами нашей страны за рубежом. Да, это, конечно, горько и, может быть, даже обидно, что ребенок окончил Московский университет, а потом работает в Германии, Соединенных Штатах или в Великобритании. Конечно, лучше бы он работал здесь. Но сейчас ситуация сложилась такая, что нет для них применения, которое они могут найти там. Однако, с другой стороны, ведь каждый из них – это визитная карточка нашей страны, нашего образования. Если хотите, это визитная карточка нашей гимназии. Очень обидно, что ребята вынуждены работать за рубежом, где все больше понимают: о! российское образование – это не просто словосочетание! Вот это доказывают ребята, которые когда-то окончили нашу гимназию, потом окончили МГУ, а теперь работают где-то в другой стране. Ну что делать?..

– Как часто вы проводите педсоветы?

– Педсоветы проводятся регулярно. Есть педсоветы итоговые, есть тематические. Недавно прошел педсовет по теме «О соотношении учебной и воспитательной работы в деятельности тех учителей, которые имеют классы». Речь шла о дидактах и воспитантах. Мы хотели показать, что в структуре личности учителя, педагога может доминировать одно или другое начало, но иногда они могут гармонично сочетаться. Хотя я прекрасно понимаю, что дидактов значительно больше, чем воспитантов.

А в марте у нас регулярно проходит педсовет по одной и той же тематике: «Как мы учим детей учиться» или просто «Как мы учим наших детей». Учителя делятся опытом. Работают три секции: гуманитарная, физико-математическая и естественно-научная. На каждой секции выступает один учитель. Ему дается

1 час, для того чтобы раскрыть систему своей работы. Это рядовой учитель. Потом собирается пленарное заседание, и подводятся итоги проделанной работы. Через эти педсоветы с сообщениями, с выступлениями, с докладами проходят все учителя. В этом году одна учительница, в следующем году будет другая, потом будет третья, четвертая, пятая... и все равно до тебя очередь дойдет.

– Сколько в гимназии кафедр?

– У нас семь кафедр. Это кафедры русского языка и литературы, математики, биологии, физики, истории, иностранного языка. Кафедр иностранных языков две – английского и вторых языков.

– Сколько у вас заместителей?

– Шесть: по гуманитарному, физико-математическому, естественно-научному образованию, по воспитательной работе, по науке, по финансово-экономическим вопросам.

– Что бы вы рекомендовали читать молодому поколению педагогов?

– Я бы сказал так: не надо особенно ничего читать, нужно руководствоваться здравым смыслом, больше размышлять над своей работой и вырабатывать какие-то свои рецепты, свои собственные рекомендации для самого себя. Значит ли это, что все книжки нужно забросить? Нет, конечно. Я не хочу, чтобы меня поняли превратно, что педагогической литературы вообще не существует. Конечно, она существует. Но все-таки, формируя те или иные мысли в себе, вырабатывая какие-то определенные приемы работы, отталкивайтесь от своего собственного опыта, от своего здравого смысла. Если ты умный человек и за тобой стоит культура, большая культура, я не думаю, чтобы эти пособия тебе особенно помогли. А если не стоит, то тем более не помогут.

Беседовала Марина СТЕПАНОВА

Фото Михаила СТЕПАНОВА, выпускника 2005 года