ДНК в тупике

«Когда-нибудь господин Фурсенко скажет: “Извините…”»

Бунтари – мечта журналиста и заноза для власти. В дискуссионном клубе «Модернизация России: новый вектор» информационного агентства «Росбалт» они без обиняков судили о неудачах реформы образования. Правда, взамен любой критики предлагали направления корректировки, прекрасно осознавая, что в избытке реформа имеет пока одни нарекания.

Дорогое прозрение

– Как вы знаете, нам пришлось пережить многие попытки реформирования школы, – вспоминает президент Всероссийского Фонда образования, сопредседатель движения «Образование для всех» (и в прошлом самый молодой школьный директор Москвы) Сергей Комков. – Многие из бывших руководителей системы образования теперь оказались в нашем активе. Недавно на Всероссийской конференции по проблемам ЕГЭ, в которой принимали участие бывшие министры образования Днепров и Ткаченко, я высказал предположение о том, что когда-нибудь господин Фурсенко тоже придет к нам и скажет: «Извините, ничего не понимал, делал все непонятно по какому поручению, а сейчас наступает прозрение». Мне кажется, нам эти запоздалые прозрения дорого обходятся…

Сегодня мы практически не имеем стратегии развития государства. А ведь система образования вторична. И когда у государства проблемы со стратегией, то непонятно, для чего и каким образом готовить подрастающее поколение. Ни Министерство образования, ни Государственная дума, при всем моем уважении к депутатскому корпусу, не могут нам этого показать. Пока единственным гарантом в какой-то степени остается президент страны, как-то пытающийся поддержать корабль на плаву. Но что будет через два года, когда придет другой руководитель, никто не знает.

Если думать о дальнейшем развитии, нужно сберечь те фундаментальные основы, которые сохранились в системе образования с советских времен. Но сегодня мы наблюдаем тревожащее явление. Нам пытаются практически на всех уровнях внедрить американскую образовательную модель. Она отличается от российской одной серьезной деталью: у Америки модель прикладного образования. То есть образование является ступенечкой для достижения собственного благополучия, а в системе образования используются уже кем-то достигнутые результаты: главное, чему учат ученика и в дальнейшем студента, – это правильно использовать наработанное до тебя. Другими словами, система потребителя.

Американское образование переживает мощнейший кризис. Об этом говорят и сами американцы. Так, в феврале прошлого года на конгрессе американских губернаторов Билл Гейтс – самый богатый и успешный человек не только США, но и мира – напрямую сказал, что их школа фактически опустилась до уровня конца XIX века. Выпускники не умеют мыслить, сопоставлять факты и в конечном итоге создавать интеллектуальный продукт, поэтому американскую школу ждет крах.

Наши реформаторы полностью пошли по этому пути. И если мы сейчас это движение не остановим, нас ожидает более опасный провал, потому что у американцев еще есть деньги, у нас же денег нет. России выбраться из пропасти будет уже невозможно, и мы точно превратимся в страну третьего мира. Также надо понимать, что через тридцать, сорок, максимум пятьдесят лет в целом мире не останется сырьевых ресурсов и основой экономики станет рынок информационных и научных технологий. Вытесненная сейчас с этого рынка Россия прекратит свое существование как государство с интеллектуальным потенциалом.

Модернизация образования зашла в полный тупик. Возьму для примера один из ее пунктов – единый государственный экзамен. Действительно, во многих странах существует такая практика. Придумали его французы. Но во Франции очень быстро – через пять–семь лет – поняли: это тупик и единый госэкзамен можно оставить как одно из средств и, более того, как вспомогательное средство. Активно полностью перешли на эту систему американцы. В Соединенных Штатах Америки в 1998 году в прямом эфире телевидения я так раскритиковал их, что меня попросили в течение 48 часов покинуть США. ЕГЭ прижился только в Америке. И она расхлебывает последствия.

В России единый государственный экзамен тоже имеет право на существование, но как дополнительный экзамен в виде тестовой системы оценки знаний. А эксперимент по ЕГЭ образовательным сообществом признан несостоявшимся. Вообще тут возникает парадоксальная ситуация. Последние годы мы наблюдаем, как у нас идет резкое расхождение между взглядами образовательного сообщества на российскую систему образования и тех, кто непосредственно руководит этой системой. О последних складывается впечатление, что люди либо вообще не понимают, что делают, либо понимают, но преднамеренно творят это для развала системы образования. Мы неоднократно говорили: без серьезной общественной и научной экспертизы нельзя внедрять ни одного новшества. Образование – наиболее консервативная система. И чем меньше там будет быстрых, непродуманных перемен, тем лучше для общества. Так вот сегодня никто не желает слушать российское образовательное сообщество. В связи с этим в апреле нынешнего года в Москве пройдет конгресс, куда приглашены все ведущие эксперты в системе образования, ее руководители и депутаты всех уровней. И как бы нам ни пытались вставить палки в колеса, мы его проведем! Я думаю, систему образования можно сохранить, а сохранив, модернизировать, но не так, как это делают сегодняшние реформаторы.

Специалисты по левой ноздре

– Все попытки наметить стратегию образования бессмысленны – у нас нет образа будущего общества, к которому мы стремимся, – считает заведующий кафедрой психологии личности МГУ Александр Асмолов. – Пока мы будем работать в логике «куда идем мы с Пятачком – большой-большой секрет», наши попытки построения образования и кидание камней в педагогов за то, что воспитание якобы потеряно, наивны.

Мы хотим жить в гражданском обществе. Часто рождаются термины, которые, словно облако, каждым воспринимаются по-своему. Среди таких терминов – «гражданское общество» и «гражданское образование». Их трудно очертить. Тем не менее, ориентируясь на ряд исследований в этом вопросе, я позволю себе сказать о некоторых характерных особенностях гражданского общества как среды свободы.

Первая характеристика – многообразие составляющих, то есть организация институтов, которые имеют право голоса, и отсутствие тирании большинства. Вторая – автономия институтов от властного центра. Третья, особенно близкая мне характеристика, – толерантное, ненасильственное поведение людей, которые живут в гражданском обществе.

И, наконец, четвертая, на которой я остановлюсь подробнее: гражданское общество в моем контексте рассматривается как общество, которое идет от культуры полезности к культуре достоинства. Чтобы отвлечь наше внимание, устраивается обсуждение частных вопросов (двенадцатилетка, ЕГЭ и другое), которые являются частными по отношению к глобальному вопросу: сводим ли мы образование к культуре полезности, к рынку, к сфере услуг или видим в нем институт развития личности? То, что мы принимаем образование за великую парикмахерскую, в которую приходят подстричься, может быть, и неплохо для каких-то задач, но совершенно не учитывает природы и духа общего и высшего профессионального образования. Поэтому я настаиваю, чтобы любые реформы были проверены: делают они или нет платность главной характеристикой, через которую оценивается достоинство личности.

Сведение к сфере услуг не учитывает того, что я называю социальными эффектами образования в обществе. Первый и главный эффект, без которого мы вернемся ко временам до Ивана Калиты, – это эффект консолидации нашего общества. Во-вторых, образование имеет социальный эффект формирования культурной идентичности граждан России. В-третьих, оно должно снижать риски социальной напряженности между различными группами населения – религиозными, этническими и другими. В-четвертых, происходит достижение равенства групп в системе образования.

Сегодня выигрышная ситуация для развития образования, поскольку мы впервые, может быть, оказываемся в информационном обществе. А раз так, то образование выступает главным институтом повышения конкурентоспособности личности, общества, государства и как путь к достижению личного и профессионального успеха, о чем часто забывают. Получается, необходимо ответить на следующие вопросы. Первым ставят вопрос «чему учить?». Неверно, неточно, однобоко! Основной вопрос – «ради чего учиться?». Пока не будет заострено внимание на мотивационных основах обучения, ничего не получится. Далее: «чему учить?», «как учить?» и «за счет каких ресурсов учить?».

Ради чего учить? В нашем обществе, в отличие от того, которое было до этого, наряду с идеалами социального равенства и благосостояния появился новый – идеал безопасности. Равенство, благосостояние и безопасность – вот те ценностные ориентиры, которые должны учитываться государственной программой в сфере образования. Без них мы с вами проиграем по всем параметрам.

Чему учить? Требуется мобильное образование в мобильном мире. Мы должны создать систему образования мобильной, что поможет решить задачи обеспечения социального равенства, расширения доступности знаний.

С чего начинать учить? Не со знаний, не с информации, а со способности к обучению. Такова логика деятельностного подхода. И первые, кому нужна учеба, как ни парадоксально звучит, – это учителя. Я осмелюсь утверждать: развитие способности к обучению ученика, как говорил Выготский, начинается с развития способностей к обучению учителя. Поэтому ключ к пониманию общего образования – в системе подготовки в вузах.

Явью становится непрерывное образование. Появляется формула: хочешь жить – умей учиться. Раньше мы были привязаны к профессии. Теперь в течение жизни выбираем: сейчас я инженер, завтра президент, послезавтра юрист… В связи с этим нужно оценить риск реформы общего образования – уничтожение общей школы и сведение к профильному образованию. Даем детям «узкоколейку», а разве они знают, кем будут в 14–15 лет? Кто знает это в 20 лет? Если загоняем ребенка в математику или физику, то формируем не универсальные, а специальные способности. Самый большой риск реформы – риск ранней профилизации. Для меня его символом является кандидатская диссертация «Профориентация к шахтерским профессиям в старших группах детского сада». Эта работа, которая мне попалась на глаза, показывает, к чему может быть сведена профильность в системе образования.

Сложилась странная ситуация. С одной стороны: «Даешь профиль!», с другой – «Даешь бакалавра в высшей школе!». А что такое «бакалавр»? Мой слух радует немецкое определение: «материал, годный к дальнейшему использованию». В школе, значит, хотим «заузить», чтобы затем бросить в более широкую ступень вуза.

В свою очередь в вузе одна из самых больших опасностей – сверхпрофилизация. Вспоминается старая история, написанная Достоевским. Человек приходит к врачу с насморком. Врач говорит: «У вас, батенька, насморк правой ноздри. А я по левой специалист. Правую лучше в Париже лечат, туда и поезжайте». Вуз должен давать широкую базу для адаптации, чтобы не выживать, а жить в нашем мире.

И с болью говорю о драме, которая касается информационного общества: отставание учителя от ученика. Шестилетка, приходящий в школу, владеет компьютером, живет этим миром. И когда он видит, что компетентность его выше учительской, начинает раскачиваться лодка престижа педагога. Важна срочная информационная подготовка учительского корпуса.

Все эти вопросы стоят и будут стоять перед нами. Мы прошли и идем по нелегкому пути. Но когда мы поймем, что образование – главный ресурс развития общества и личности, то, несмотря на трудности, будем иметь шанс приблизиться к гражданскому обществу и не быть рабами сиюминутных запросов рынка.

Главный механизм

– Образование – не услуга, а главное дело страны, которое отличает мировую державу от «банановых республик», – заявляет председатель «Движения развития» Юрий Крупнов. – Не инвестиции, не нефтедоллары создают величие и творят историю. Именно образование стало своего рода ДНК страны, основой ее идентичности и развития.

Новая система образования должна быть построена на нескольких принципах и механизмах. Обозначу их тезисно.

Первый. Превратить образование в главный механизм развития страны. Образование выступает средством реализации целей. Для этого нужно определить приоритетные сферы и предметно поставить цели и задачи. Оно должно в первую очередь заниматься промышленностью и наукой, ставить цели развивать государство. Если не выстраивать новую промышленность и науку, если не развивать Россию, то образование и образованные люди останутся невостребованными.

Второй. Поставить в центр личность, перейти к персональному, «штучному» образованию на основе развития эффективных дидактических систем. Для каждого ребенка найти самого главного для него, развивающего его взрослого и соединить с ним, в том числе через телекоммуникационные технологии. Научиться строить для образования любого ученика сетевые образовательные сообщества. Связать образовательное развитие с развитием общественным. Определить курс развития на общество, которое культивирует личностный рост всех людей.

Третий. Создать единую мировоззренческую платформу российской школы вокруг принципов тысячелетней российской цивилизации.

Четвертый. Кардинально сменить содержание образования и всего набора образовательных технологий. Новое содержание должно сохранять и наращивать традиционную фундаментальность, но теперь на принципах личностного и деятельностного подхода.

Пятый. Создать из разбухшего набора предметов систему, где их будет не много, но их свяжут метапредметные стратегические курсы и проектно-исследовательская деятельность.

Шестой. Превратить педагогов в первое сословие, то есть всеми силами на порядок повысить ценности образования и учительский статус.

Седьмой. Провести кардинальную переорганизацию педагогических вузов.

Восьмой. За десять лет увеличить процент педагогов-мужчин в пять раз.

Девятый. В два раза до 2015 года повысить относительные расходы на образование – с нынешних 5,1% от ВВП до 10% при задаче в пять раз повысить ВВП к 2020 году и за 15 лет увеличить расходы на одного учащегося в десять раз.

Десятый. К 2010 году организовать 1000 федеральных школ – лучших в мировом образовании – как сеть опережающего развития, призванную отработать модель новой российской школы.

Подготовила Инна АЛЕЙНИКОВА