В защиту «малых сих»

Окончание. Начало см. «УШ» № 13

Главные причины временной неподатливости многих детей к воспитательному воздействию в большинстве случаев могут быть сведены к неправильностям в процессе полового развития, в возрасте между 13–16 годами, в том самом периоде детской жизни, в течение которого подготовляется половая зрелость. Такие воспитанники, нередко признаваемые за неисправимых лентяев, а то и вы¬ключаемые из школы, по достижении 17-летнего возраста совершенно исправляются.

Сколько зла и горя, сколько роковых ошибок и недоразумений было бы предупреждено, если бы школа в данном вопросе руководилась указаниями медицинской науки! Педагоги тогда бережно относились бы к хрупкому организму подростка и мягче, гуманнее вели бы дело воздействия на него. Иногда для хрониче¬ски утомляемого ученика стоило бы только назначить известный умственный отдых, и он вновь вернулся бы к ученью, полный сил и желания работать.

К лености часто относят те явления, которые зависят совсем не от нее, а от того или иного недостатка памяти. Далеко не все люди обладают одинаковыми свойствами памяти. Одни хорошо запоминают формы языка, но зато плохо усваивают имена и числа; другие легко затверживают данные географии или естествознания, но зато им совсем не даются языка; многие очень плохо ладят с математикой и т.д. Этим главным образом и объясняется, почему у каждого ученика есть свои любимые и нелюбимые предметы. И это относится не только к обыкновенным ученикам, но зачастую и к выдающимся по своим дарованиям личностям. В этом отношении любопытные данные можно найти в биографиях многих великих людей. Изучение этих биографий, в особенности в отношении детского возраста, могло бы принести большую пользу для педагогического дела. Любопытны, например, показания знаменитого Гельмгольца… Так называемая механическая память была у него совсем слаба. Он мог хорошо запоминать только такие вещи, которые имели между собой внутреннюю связь. «Первым признаком этого, – говорит он, – я считаю ту, доныне ясно памятную трудность, с какой я различал правую и левую стороны. Похоже, когда в школе я приступил к изучению языков, мне было труднее, чем другим, запомнить вокабулы, неправильные грамматические формы, особенные обороты речи. Историю в том виде, как ее нам тогда преподавали, я едва мог осилить как следует. Для меня было мукой учить наизусть статьи в прозе. Этот недостаток, естественно, только усилился с годами и стал бедствием моей старости». Гете пишет в автобиографии, что он не оказывал никаких способностей к математике. Не давалась ему и грамматика. Байрон очень плохо учился классическим языкам…

…Характер школьного обучения зачастую носит на себе черты такого педантизма, такой мертвенной сухости и монотонности изложения, и зачастую страдает таким непонятным, недоступным для возраста учащихся способом объяснения предмета, что поневоле многие учащиеся, не отличающиеся быстротой соображения и легкостью восприятия, начинают испытывать скуку и понемногу отучаются от занятий. И так случается часто с детьми, которые впоследствии оказываются даровитыми людьми или даже достигают всемирной славы.

Живой и самостоятельный детский ум часто не может ужиться с мертвящими условиями школьного строя жизни. Не получая удовлетворения на запросы своего пытливого ума, такие дети ищут ответа вне школы, в среде сверстников, старших друзей, в книгах, в живой природе и т.д. «Как часто, – говорит герой одного из сочинений Гейне, – еще ребенком я забывал школу и, уединяясь на прекрасную поляну Шнабельвонса, размышлял, какими способами можно осчастливить человечество. За это меня часто бранили ленивцем и строго наказывали».

Пынин говорит о Белинском, что в юношестве он отдавался только тому, что затрагивало его идеальные интересы, возбуждало его энтузиазм. Школа того времени не могла удовлетворить даровитого юношу: она, говоря словами Льва Толстого, давала учащимся одно только скучное и ненужное. Вот чем объясняется его «нехождение в класс» в гимназии. «Это вовсе не была лень, – замечает биограф, – напротив, он был чрезвычайно деятелен в том, что его занимало – в гимназии он исписывал кипы тетрадей произведениями нравившихся ему писателей; впоследствии он мог работать до изнеможения». Неисправимыми лентяями в детстве слыли Ньютон, Шекспир, Гиббон, Нибур, Байрон, Вальтер Скотт, Франклин, Гоголь, Свифт и т.д. Эддисон бежал из школы и скрылся в лесу.

Шеридан отличался самой безграничной леностью. Дома и в школе, куда он был отдан на восьмом году, и родители, и учителя не знали, что с ним делать, как его учить, какими способами развить понятия ребенка. Много раз они с недоумением глядели на его счастливое лицо, на его ловкие привлекательные движения и не хотели верить тупоумию мальчика. Но первый же урок выводил их из этого сомнения: мальчик не понимал ни одного слова и вместо ответов говорил несвязную дичь, достойную полоумного. «Так (приводим слова Дружинина) тот, кому суждено было в 25 лет от роду приводить всю Англию в восторг своими комедиями и красноречием своим на трибуне потрясать сердца слушателей, в 1759 г. (т.е. 8-ми лет) получил название самого безнадежного дурака».

Эдгара По за леность исключали из всех заведений, куда только его ни отдавали. Песталоцци, по словам его биографа Альберта, не вынес от своих бездарных и суровых педагогов ни малейших склонностей к школьной науке. Но зато он с радостью предавался изучению того, в чем встречал духовный интерес. В университет он поступил с самыми посредственными школьными отметками. Замечательный деятель на пользу просвещения в прошлом веке Новиков за леность и нехождение в классы был исключен из московской университетской гимназии. Пушкин плохо понимал арифметику и заливался слезами над ее четырьмя действиями, особенно над делением. В лицейской аттестации сказано про него: «Слаб и успехов приметных не оказал». Гоголь очень ленился в Нежинском лицее. Особенно не любил он математику, а ученические его письма отличаются отсутствием всяких орфографических правил. Орфография очень хромала и у Лермонтова, Гёте, Андерсена и многих других. Из-за арифметики приводил в отчаяние своих учителей и С. Аксаков, Герцен леностью и рассеянностью изумлял учителей.

…Справедливо говорит Зелин¬ский в своей книге «Об уме и методе его воспитания»: «Чем даровитее дитя, тем больше у него стремлений к образованию умственных связей, к пониманию того, чему он учится, к проверке его на опыте, и тем более претит ему работа бессмысленной механической памятью. Наоборот, бездарные дети находят для себя доступнее и легче работу механического заучивания. Первые вследствие этого оказываются несостоятельными при изучении неправильных глаголов, исключений, недоступных их уму грамматических правил, а последние, при некотором прилежании, вполне отвечают требованиям наших современных педагогов. Первые часто исключаются из учебных заведений, и этим общество лишается будущих людей разума и творчества, а бездарностям остаются открытыми все дороги.

Имеет ли право общество, при таких условиях воспитания, жаловаться на бездарность и тупость нынешнего поколения, на отсутствие в нем талантов и творчества? Разумеется, нет, потому что оно само, в лице своих учителей, способствует этому».

Ту же мысль высказывает и Дистервег: «Те ученики, – говорит он, – которые не высказывают одинаковых склонностей ко всем предметам обучения, а проявляют любовь только к некоторым из них, подают гораздо более надежды в будущем, чем ученики, одинаково успевающие и ни к одному предмету не питающие пристрастия».

Нетрудно перечислить все те грехи школы, которые являются серьезнейшими виновниками в существовании так называемой лени и прочих ученических пороков, как то: распущенности, бесхарактерности, беспорядочности и т.д. Плохие методы обучения, излишняя требовательность, предъявляемая к каждому ученику, обилие времени, употребляемого на классные уроки и на домашнее к ним приготовление, преобладание книжного характера обучения вместо влияния живого слова, формализм в обращении с учеником, система запугивания, отсутствие искренности, снисходительной мягкости и душевной простоты в отношениях воспитателей к детям – вот роковые причины зла. Для устранения этого зла лица, держащие в руках судьбы подрастающего поколения, должны принять все зависящие от них меры к полному изменению школьного дела, памятуя, что не ученики, в самом деле, существуют для школы, а школа для учеников.

Не надо забывать, что дети от природы восприимчивы, любознательны и склонны к подражанию. Немного нужно сделать, чтобы вызвать в них к себе любовь и доверие. Для этого нужно только всей душой искренне полюбить своих питомцев. А полюбив, надо чутко и пристально наблюдать за ними, за ростом их развития, за их изъянами, успехами, достоинствами и недостатками; надо применяться к потребностям их натуры, к условиям их возраста, к степени развития и понимания…

…Только при таком сердечном, нежном отношении к детям и возможно успешное воспитание детей. И это потому, что кто их любит, тот не пожалеет никаких средств, чтобы возможно удачнее достигнуть своей цели. Во имя интереса своих питомцев, во имя их пользы, он будет всюду, куда можно, обращаться за советом, он найдет, чему поучиться и у врача, и психолога, и у своего товарища-педагога, вечно занятый улучшением и усовершенствованием способов воспитания. Знание и любовь, соединенные вместе, дадут воспитателю в руки огромную силу.

Владимир ЕРМИЛОВ