В защиту «малых сих»

«Из всех жребиев, выпавших на долю живых существ, – говорит Щедрин, – нет жребия более злосчастного, нежели тот, который достался на долю детей. Дети ничего не знают о качестве тех экспериментов, которые над ними совершаются, – такова общая формула детского существования. Они не выработали ничего своего, что могло бы дать отпор попыткам извратить их природу. Колея, по которой им предстоит идти, проложена произвольно и всего чаще представляет собой дело случая. Не все родители обязательно опытны и разумны, не все педагоги настолько проницательны, чтобы угадать природу ребенка, вверенного их воспитанию. По большей части в этом деле господствует полное смешение, которое способно извратить даже наиболее счастливо одаренную детскую природу».

Много глубокой правды в этих словах нашего великого наблюдателя жизни. В самом деле, кто имел возможность более или менее серьезно поразмыслить над тем, как у нас ведется воспитание детей, тот, наверное, изумлялся, сколько предрассудков, ложных традиций и заблуждений господствует до сих пор в понятиях воспитателей и родителей относительно того многотрудного и ответственного дела, которому они посвятили свои силы. До сих пор не разработана еще детская психология, и если справедлива пословица, гласящая, что «чужая душа – потемки», то душа ребенка тем более остается трудной и сложной загадкой. Вот почему дети с полной справедливостью могли бы применить к себе известные слова поэта:

Богаты мы, едва из колыбели.

Ошибками отцов…

и не только что отцов, но и матерей, и воспитателей, и учителей – словом, всех «старших», в чьих руках находится дело влияния на юные души и сердца. Войдите в школу – и вы убедитесь, что старое наследие схоластики и метафизических воззрений на характеры и способности и прочие свойства человеческой души царят здесь во всей своей силе. Загляните, например, в таинственную книгу, называемую на школьном языке «журналом» – и вы найдете там ряд цифр, приуроченных к четырем любопытным рубрикам: успехи, внимание, прилежание, поведение. Несмотря на такую роскошь в количестве рубрик, вопрос о прилежании и лености учащихся до сих пор оказывается ахиллесовой пятой для учащих. Если ученик не может повторить учителю только что сказанного кем-нибудь в классе, если взор ученика при этом все время рассеянно блуждает по сторонам, если он вял, наклонен к сонливости, а подчас засыпает в классе, то учитель по всем этим признакам решительно заключает о присутствии злой воли в ученике, против которой обязательно должны быть употреблены карательные меры. Как бы ни был добр, мягок и симпатичен сам по себе учитель, он все-таки считает своим нравственным долгом выразить в таких случаях порицание ученику, а если это не подействует, то он, с сокрушенным сердцем, с грустью, но в силу именно своей добросовестности, поспешит наказать ученика.

Не менее усердно, чем школа, борются с ученической ленью и в семье: родители не жалеют ни времени, ни сил, чтобы убедить свое детище в необходимости прилежного отношения к труду. Не помогают слова – пускается в ход действие: ребенка лишают удовольствий, ему высказывают неблагорасположение, на него дуются, его бранят, подвергают домашнему аресту, ему, наконец, берут репетитора, и – увы! – как часто приходится слышать и от родителей, и от учителей, что лень такого-то ученика неисправима, что ни одна из испытанных ими мер не помогла.

Судя по отзывам, которые приходится постоянно то там, то тут слышать об учащихся, можно было бы заключить, что любое учебное заведение завалено неисправимыми лентяями.

Кому приходилось пристально наблюдать учеников, которых и школа, и семья называют лентяями, тот согласится, что как семья, так и школа очень и очень часто оказывались не в силах собственными мерами добиться искоренения лености в своих питомцах. Леность всегда оказывалась для педагогов какой-то тайной загадкой, неразрешимой задачей, неуловимым противником. Не догадываясь, что в распутывании этого сложного вопроса они могли бы найти себе верного и умелого союзника, доброго товарища и компетентного советника в лице врача, они даже и не думают прибегать к его помощи. А между тем этот советник мог бы оказать им великую пользу и раскрыть им много, дотоле неведомых им, тайн. Врач объяснил бы им, что во множестве случаев так называемая лень учащихся обусловливается органическими, а не нравственными причинами и что, стало быть, в таких случаях нелепо нападать на подозреваемую в ученике злую волю и подвергать его всяческим карам. Врач убедил бы их, что зачастую леность является качеством наследственным, заключающимся в прирожденных данных его комплекции, и что, стало быть, учитель, взыскивающий с такого ученика, делает одну из самых грубых педагогиче¬ских ошибок. В самом деле, за что ставит он балл? За малокровие, за болезнь, за наследственную слабость организма. Ребенок, страдающий нервным истощением, сплошь и рядом проявляет болезненную слабость памяти. Такой ученик часто забывает хорошо выученный накануне урок, иногда он отвечает то, что выучил наизусть, без запинки, но вдруг сразу останавливается, теряет нить и не может продолжать дальше. На него нападает какая-то умственная рассеянность, вызываемая утомлением нервной системы.

Одной из самых частых причин временной лености, нападающей на ученика, является период усиленного роста организма. В это время все силы организма расходуются на этот важный процесс его жизни. Усиленному росту физических сил соответствует ослабление мозговой работы.

Идея о наследственном предрасположении человека к вялости в движениях, рассеянности и слабости сил хорошо выражается в пословице, гласящей, что «лень прежде нас родилась». Упадок сил, часто вызываемый чрезмерными занятиями ученика, иногда проявляется в крайне серьезных болезненных явлениях. Воспитатель, не имеющий хотя бы общего знакомства с физиологией и анатомией и не обратившийся за советом к врачу, очень часто отнесется к таким болезненным страданиям, как к обычной ученической лености, которую испокон веку принято не лечить, а карать.

А разве мало говорили за последнее время врачи о ненормальных гигиенических условиях школьной обстановки в отношении воздуха, света, мебели и прочего? Разве эти условия не влияют на душевное состояние, на чувство бодрости духа или утомления, а стало быть, и на степень внимания, прилежания и лености детей? И что же? Слушается ли их, внимает ли их голосу школа? Принимаются ли ею к сведению требования, например, гигиены зрения? А между тем как часты случаи, когда помощь глазного врача была бы очень важна для ученика. Бывают такие, например, факты. Ученик принимается за приготовление уроков с полной охотой, прилежно твердит по книге все, что ему задано на завтра, как вдруг, через небольшой промежуток времени, он начинает чувствовать утомление, бросает книгу и на другой день, конечно, получает слабую отметку. В чем дело? Спросите на всякий случай врача. Может быть, он что-нибудь откроет. Может быть, он откроет, что тут никакой лени нет. А есть, например, вот что: вследствие дальнозоркости или слабости глаз ученик очень скоро утомляется при чтении книги, глазные мышцы его слабеют, и он чувствует потребность в отдыхе. Доктор прописывает ему номер очков, и в результате ученик перестает преждевременно утомляться от чтения книги и быстро поправляется в успехах.

На гигиеническом международном конгрессе в 1882 году в Женеве наш соотечественник доктор Сикорский сделал сообщение «о детях, трудных в воспитательном отношении». Г. Сикорский изучил этот вопрос по официальному поручению. Добытые им данные основаны на наблюдениях, произведенных в нескольких учебных заведениях. По его мнению, огромное большинство учащихся проявляет наклонность к так называемой школьной лени. Сюда относятся, во-первых, дети-юноши с легко возбудимым нервно-психическим строем. Это – дети в большинстве случаев хорошо одаренные, но не выносящие продолжительной умственной работы. На долю этого типа приходится около 50–60% всех трудных в воспитательном отношении детей. Во-вторых, дети-юноши, у которых нарушено нормальное отношение между ростом тела и психическим развитием (около 15%). Это либо великорослые, у которых процесс умственного развития, видимо, задержан, либо малорослые, которые нормальны в отношении умственного развития, но по росту отстали на два-три года и отличаются раздражительностью и неустойчивостью в духовном отношении. У детей этого типа исправление совершается чрезвычайно быстро и обыкновенно совпадает с регулированием роста тела. В-третьих, дети подвижно-беспокойные (5–6%), обращают на себя внимание беспокойной, капризной деятельностью, рассеянностью и т.п. и учатся плохо.

Окончание следует