"И завтра то же, что вчера..."

В рубрике «Читальный зал» мы предлагаем фрагмент книги «Поборники свободы в воспитании» Владимира ЕРМИЛОВА. Написанная на рубеже XIX– XX веков, она посвящена педагогическим взглядам Бецкого и Новикова и удивительно созвучна нашему времени. Думается, что сегодня, когда в школы возвращается понимание о невозможности разделить воспитание и образование, будет любопытно прочитать эти строки и ощутить взгляд со стороны на те идеи, которые нынешние реформаторы выдают за новые.

Идеалы Бецкого и Новикова

В истории культуры есть одна такая область, которая всего более страдает косностью, отсутствием движения вперед и частыми повторными поворотами назад. Эта область – воспитание.

В недавнее время повсюду поднималось движение в сторону усовершенствования физического развития детей. Только и слышалось о средствах закаливания тела, о значении воздуха и подвижных игр и т.п.; всюду принимались меры, имеющие целью оздоровить новое поколение, укрепить его организм, помочь развитию в нем бодрости духа, силы воли и энергии.

Все считали это движение новым, обещающим многое в будущем, и никто не хотел справляться с историей. А между тем она значительно поубавила бы у нас спеси и духа гордыни своим веком, если бы мы посмотрели, что делалось лет 100, 120, 130 тому назад. Мы увидали бы, что все наши мнимые новшества – повторение старого; что не только на Западе, но и у нас, в России, многое хорошее, относящееся к воспитанию, не только говорилось, но и делалось лучше, чем теперь.

…Девятнадцатый век только в последние дни свои начал задумываться о существеннейшем условии воспитания – о развитии телесной стороны человека, которая у нас все время пренебрегалась во имя ложно и односторонне понятых принципов воспитания духа…

Оба автора (Бецкий и Новиков. – Прим. ред.) настаивают более всего на той мысли, что воспитание не может идти к верному успеху, если мы не подготовим душу ребенка к восприятию тех зерен, которые мы в нее хотим посеять. Приготовить настроение ребенка – вот первая задача воспитания.

…Принуждать детей учиться – да ведь это вопиющая нелепость! С точки зрения идеалистов прошлого века, к которой теперь, однако, присоединились психологи нашего времени, может ли быть нужда заставлять детей трудиться, когда нет никакого сомнения, что любознательность – их природное свойство? Заставлять силком учиться совершенно так же нелепо, как строжайше приказывать детям, чтобы они веселились и играли. «Принужденно их учить не должно и нездорово», – говорила Екатерина. Какой гигиенист и детский врач не сочувствует этому взгляду?

Разумеется, под принужденным обучением понимаются тут те случаи, когда мы заставляем ученика работать вопреки его желанию и сверх его сил.

Если вникнуть в смысл педагогической проповеди прошлого века, то не убедимся ли мы, что к предупреждению такого недуга, как переутомление, тогда подходили с более верным средством, чем теперь. Мы обороняемся против этой болезни одними внешними, паллиативными мерами, устремляя внимание на одну обстановку занятий: количество воздуха, света, устройство мебели, посадку учащихся. Не естественнее ли было бы прежде всего коснуться корней дела, основных причин болезненной усталости, вялости и апатии детей – причин, заключающихся в самой системе постановки учебного дела, в том принципе, который положен в основу его? Может быть, это не всеми высказывается, но чувствуется очень ощутительно, что формула принципа обучения в нашей средней школе почти такова: «чем труднее, скучнее и длиннее, тем лучше».

Как раз противоположен несколько в крайней форме, но в основе положительно разумно высказанный принцип, который Екатерина выражает так: «Искусство учителей будет состоять в том, чтоб всякую науку и научение облегчить ученикам сколько возможно».

Много смеялись и смеются, особенно теперь, над этою идеей «облегчения». Но скажите на милость, какая же из двух крайностей разумней и безвредней: всячески облегчать или всячески затруднять? Вторая, по-моему, уже потому хуже, что первая и никогда не может быть проведена в жизнь во всей своей полноте: слишком уже велик должен быть талант у педагога, который мог бы показать вам все как на ладони. Нет ничего труднее легкого обучения. Нет ничего легче трудного.

А кто из компетентных медиков, наблюдающих за нашей школой и хорошо осведомленных в психофизиологии, не подпишется обеими руками под золотые слова Екатерины: «Запрещается принуждать детей твердить много наизусть. Сие памяти не подкрепляет, ибо добрая память от доброго сложения, а не от иного чего происходит».

…Не буду вдаваться в излишние подробности. Мне кажется, что уже из тех данных, которые приведены мною до сих пор, можно составить себе достаточно ясное представление о том, каких гуманных, трезвых и здоровых взглядов держались люди, писавшие у нас в XVIII веке о воспитании.

Взгляды эти настолько справедливы, что нисколько не утеряли своего интереса и даже – еще раз повторяю – поучительности для нашего времени. Мы только в последнее время стали робко высказывать кое-какие из этих взглядов, не всегда, однако, питая надежду на то, чтобы голос наш имел какое-нибудь влияние на самую жизнь, на постановку дела в современной школе.

Нам могут возразить. Скажут, что и в изучаемом веке все эти благородные идеи оставались только на бумаге, не приводясь в исполнение на деле. На это можно ответить, что мало было тогда людей, которые были бы в состоянии понять те идеи, которыми были проникнуты несколько просвещеннейших тогдашних государственных мужей. А теперь у нас людей интеллигентных, понимающих, в чем корень зла современной нашей школы, очень не мало; но они не призваны к участию в реформировке школы. Им остается только одно – мечтать…

Их лучшая мечта – наступление того времени, когда условия жизни позволят людям здравых педагогических идей осуществлять их в действительности, когда такие деятели, как Бецкий, то есть люди, овладевшие всеми лучшими, передовыми идеями века, будут оказывать существенное влияние на ход просвещения в России.

Бецкий указан здесь как пример не напрасно. Он в самом деле не ограничивался только сочинением правил воспитания. В тех учебных заведениях, которые были вверены его попечению, он проводил в жизнь здравые начала своей педагогики.

Из сохранившихся мемуаров современников мы видим, как воспитывались питомцы этих учебных заведений. Забота о здоровье организма была поставлена во главу угла воспитания. С самого первого дня вступления мальчика в школу – по воспоминаниям кадета того времени С.Н. Глинки – его начинали приучать к жизни, сообразованной с потребностями природы человека. «Нас принимали, – говорит он, – как спартанских отроков: раздевали, заставляли бегать и прыгать».

И хорошо жилось воспитанникам! Ни на что не могли они пожаловаться. Прежде всего – вопреки обычаю учебных заведений – пища была образцовая. Когда Екатерина посещала с графом Гр.Гр. Орловым корпус, то оба гостя с удовольствием кушали кадетскую еду и даже забирали с собою кадетский хлеб, говоря, что он «очень и очень хорош». И это была, по словам С.Н. Глинки, сущая правда.

Воспитанники любили гимнастические упражнения и молодецки отличались в них. Для нашего времени, когда некоторые взялись за ум и стали думать о том, как бы получше организовать, устроить и обставить площадки и вообще места, удобные для игр, особенно поучительно узнать, что для учащихся в корпусе было нарочно выстроено особенное здание. Оно специально предназначалось для всяческих гимнастических веселых упражнений и называлось «Же де пом» (Jeu de paume).

Другой из кадетов этой эпохи, Ф.Н. Глинка, рассказывает, что были в корпусе дивные борцы; что многие славно бились на рапирах; что любо было смотреть, как красовались на конях в манеже лихие ездоки. Были и искусные пловцы, благо купальни были просторные и широкие. И залихватски же танцевали тогдашние кадеты на домашних вечерах с питомицами Смольного монастыря!

Играючи на обширном чудном дворе, воспитанники походя научались многому хорошему. Там была знаменитая «Говорящая стена»: каменная стена, довольно высокая, ограждавшая сад кадетского корпуса. Она занимала круг в 500 сажен и заключала в волшебном колье своем, как говорит Ф.Н. Глинка, целый мир с его историей.

Гуляя, юноша наталкивался в одном месте на пирамиды древнего Египта, в другом его останавливало изображение древних мудрецов, беседующих между собою о великих вопросах мира и бытия, и т.д. «По какому-то тайному созыву все мудрецы, все философы собрались в этот угол Петербурга, и юноша с чутким, настроенным воображением, в поздних сумерках летнего вечера, легко мог подумать, что видит наяву и жрецов в их символических одеждах, стерегущих эти отверстия, и философов, погруженных в чтение огромных развернутых книг (или далеко рассученных свитков), и Курция, бросающегося в бездну, и крокодилов Нила, и теплое небо Индии с ее пагодами и светлоперыми павлинами, и Восток с его пальмами и священными развалинами. И все это не было лишено дара слова… Мудрецы и философы говорили о добродетели; Тацит и Ливий рассказывали историю веков; птицы и животные – историю своих пород, переселений и нравов. Все говорило, поучало, заманивало…»

В конце концов получается невеселый вывод. Сто тридцать лет тому назад не хуже, а, может быть, даже и лучше нас понимали воспитание и его задачи. Сто тридцать лет тому назад лучшие умы века осуждали дух схоластики, формализма и лжи, которыми было проникнуто тогдашнее воспитание. Сто тридцать лет тому назад указывались и истинные идеалы воспитания. И что же? Двинулись ли мы вперед?

Нет, мы все еще топчемся на одном месте, мы охвачены рутиной и редко даже пытаемся взяться за проведение тех добрых начал, которые проповедовали, а подчас, как видим, и осуществляли наши просвещенные прадеды.