Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Управление школой»Содержание №5/2005

Будни директора

«На благо школы ничего не делается»

Математика – полезная вещь. Без нее мы с моей собеседницей вряд ли быстро и точно подсчитали бы возраст школы, которой она руководит, ее профессиональный стаж как учителя и как директора. С помощью нескольких цифр и нехитрых сложений-вычитаний за первые десять минут беседы выяснены были интересные факты из истории и личной биографии героини. С них-то мы и начнем. Ну а потом продолжим разговор о вещах более прозаических и насущных.

Итак, МОУ гимназия № 2 Екатеринбурга через год отметит свой 50-летний юбилей. Это во-первых. 21 год из 50-ти работает здесь моя собеседница – Татьяна Ильинична БЕТЧЕР, это во-вторых. Ну а в-третьих, из этих 20-ти с лишним лет уже 12 она руководит гимназией. Если прибавить к этим данным год, когда Татьяна Ильинична сама окончила эту же школу, можно смело начинать писать роман вроде «История одного директора» или снимать примерно с таким же названием художественный фильм.

Действительно, к пути в профессии самой Татьяны Ильиничны можно добавить не менее интересные факты из истории школы. Открытая в 1936 году, во время войны школа работала как госпиталь, потом, уже в мирное время, ежедневно распахивала свои двери исключительно для девочек, так как носила статус женской школы раздельного обучения. А еще позже она стала школой с углубленным изучением английского языка.

Готовясь к юбилею гимназии и роясь в архивах, Татьяна Ильинична обнаружила, что появлению спецшкол с языковым уклоном наша страна была обязана полету Ю.Гагарина в космос. Когда первый космонавт планеты стал выезжать за границу, в тогдашнем СССР, в 1961 году было опубликовано постановление о развитии изучения иностранных языков в школе. Тогда-то, собственно, и появилась в Екатеринбурге школа с углубленным изучением английского языка, куда и пришла после окончания института работать молодой преподаватель русского языка и литературы Татьяна Бетчер. А спустя девять лет, без какой-либо подготовки, стала директором спецшколы, приняв бразды правления от Надежды Николаевны Тимофеевой – бывшей своей учительницы.

Наш разговор с Татьяной Ильиничной получился не только о том, как складывалась ее управленческая деятельность в гимназии, но также и о нынешних проблемах российской школы, в частности финансировании и качестве образования.

– Татьяна Ильинична, как вы решились в свое время на директорство без какого-либо опыта подобной работы? Ведь учитель и директор – две большие разницы.

– Могу с уверенностью сказать, что ни в какой другой школе, кроме той, которую окончила сама, работать директором не стала бы. Тем более в такой ситуации, когда вчера ты учитель, а сегодня уже директор. Меня одна учительница, у которой я тоже в свое время училась, спрашивала: «Откуда вы знаете, что нужно в этой ситуации делать так, а не иначе?» И я никогда не могла ответить на такие вопросы. Я не знаю, как надо. Просто когда ситуация складывалась так, что следовало принимать решение, я понимала, что за моей спиной коллектив, он ждет, что я скажу, и с помощью интуиции я принимала решение – и мы двигались дальше.

Наша школа всегда была одной из лучших в городе. Мы были на виду, на нас в каком-то смысле равнялись, и мне надо было удержать этот статус, не снизить планку, не растерять традиции. Я же хорошо знала школу изнутри, так как сама ее окончила. Может быть, поэтому и решилась на такой ответственный шаг.

– Став директором, какое первое управленческое решение вы приняли?

– О, я это очень хорошо помню. Мое первое управленческое решение касалось назначения нового классного руководителя 8-го «Б» класса. Не помню, по какой причине, но спустя буквально два дня с начала моей работы на посту директора, учительница, занимавшая эту должность, ушла. И новым классным руководителем я назначила учителя французского языка Зинаиду Борисовну Потапову. Тогда у нас еще не было французского и она преподавала его факультативно, была свободна от иных учительских нагрузок. Это решение оказалось замечательным и для нее, и для 8-го «Б». У нас потом был просто звездный выпуск этого класса. И с детьми, и с родителями она была в прекрасных отношениях, ее приглашали впоследствии на все свадьбы, и она до сих пор встречается со своими тогдашними питомцами.

А французский язык с тех пор стал не просто вторым обязательным иностранным языком в гимназии. Сегодня наши ученики – одни из лучших по французскому не только в Екатеринбурге. В минувшем году одна наша ученица была финалисткой программы «Дети Европы за мир», которая проходила под патронажем Людмилы Путиной. Другая наша девочка-«француженка» ездила в Страсбург на финал международного конкурса молодежных работ на французском языке и единственная представляла Россию во Франции.

– Легко ли складывались ваши отношения с педколлективом, в котором вы раньше были со всеми на равных? Какие принципы вы, начинающий руководитель, заложили в основу формирования своей команды?

– С командой было непросто по разным причинам. Во-первых, более половины коллектива составляли люди старше меня по возрасту. Во-вторых, все они уже имели административный стаж. А в-третьих, двое из этой команды претендовали на пост директора, который я заняла. Вот в такой ситуации я тогда оказалась. Сегодня, по прошествии десяти лет, из тех, с кем я начинала работать, остался только один человек. Но принципиально из-за меня из школы ушла тогда только завуч по английскому языку, с которой мы расходились по многим позициям. Со временем кто-то перестал работать из-за возраста, кто-то перешел в другие школы или на более высокие должности.

Было важно со всеми найти общий язык и стиль работы, научиться сотрудничать. И думаю, мне повезло: сразу пришлось решать множество абсолютно новых вопросов, которые раньше даже в голову никому не приходили. Выход на большую самостоятельность, обретение юридического лица, инновации... Коллективу ничего не оставалось, как вместе со мной помогать школе выстоять, а там, где от них ничего не зависело, – просто смотреть, как и что я делаю и что в результате получается. Тогда на меня сыпалось все, как из рога изобилия: и устав надо было создавать, и счет открывать, и лицензирование с аккредитацией проходить, и программу развития школы писать, и идеологию выстраивать… А поскольку потихоньку все удавалось, то и доверие ко мне постепенно росло.

И сегодня я благодарна Нине Алексеевне Таракановой, которая осталась со мной рядом десять лет назад, будучи завучем по учебно-воспитательной работе. Она и по сей день занимает эту должность, несмотря на то что мы с ней постоянно спорим по разным вопросам. Но при этом она всегда работала конструктивно, принимала взвешенные, продуманные решения. С теплотой вспоминаю и замдиректора по начальной школе Валентину Корниловну Кирочкину. Мы с ней долго работали, до ее выхода на пенсию.

– А как можно охарактеризовать ваш педколлектив сегодня?

– В целом у нас достаточно сильный, стабильный, я бы даже сказала молодой, коллектив. Безусловно, он меняется, и в последние годы быстрее, чем хотелось бы. Но тем не менее он остается именно коллективом, собранием единомышленников. Это та роскошь, которой сегодня многие школы уже лишены. В гимназии есть свои традиции, свой стиль поведения, поэтому если человек не владеет культурой речи, не умеет держать себя, демонстрирует невысокий уровень культуры, то это сразу делается заметным. Потому стараюсь брать на работу близких по духу и воспитанию людей.

Вот совсем недавно к нам пришла очаровательная девочка, окончившая факультет иностранных языков нашего педуниверситета. Она проработала два месяца в языковом центре и потом пришла к нам, сознательно выбрав между большей зарплатой в языковом центре и профессиональной перспективой в такой школе, как наша. Дай Бог, чтобы она задержалась, чтобы почувствовала вкус профессии. Она в нашей школе – самый юный учитель, и мы все стремимся ее всячески поддержать.

– Вы упомянули о том, что многое из того, чем вам пришлось заниматься на директорском посту, вы делали впервые в школьной практике. И это действительно так: начало 90-х было ознаменовано не только экономическими катаклизмами, но и переменой во многих сферах жизни, в том числе в образовании. Что оказалось для вас самым сложным?

– То принципиально новое, что появилось в то время и чего никогда раньше в школе не было, – это система платных дополнительных образовательных услуг. Тогда, как грибы после дождя, в городе стали возникать всевозможные центры подготовки детей к школе и тому подобные вещи. И там работали либо случайные люди, не имеющие отношения к педагогике, либо наши же учителя, подрабатывая после основных уроков. Так зачем педагогу ходить куда-то, если он может делать то же самое после уроков в своей школе?

Руководствуясь этим соображением, мы открыли в стенах школы группы для дошкольников. Первая наша дополнительная услуга оказалась реально востребованной, потому что в то время стали закрываться детские сады вместе с программами дошкольной подготовки в них. То есть, по сути дела, мы удачно восполнили тот вакуум, который возник не по нашей вине. Пожалуй, организация платных дополнительных услуг и была для меня наиболее сложным и ответственным моментом. И я очень рада, что сейчас у нас в школе в рамках этих услуг есть и занятия на фортепиано, и группа спортивно-эстрадного танца, и шахматная студия, и третий иностранный язык (немецкий или японский). Существует и такая вещь, как репетиционные курсы для учащихся 4-х классов других школ. В связи с тем, что у нас в этом году нет своих 4-х классов, а в 5-й класс к нам каждый год все равно приходит поступать толпа детей, сейчас есть возможность создать фактически новые 5-е классы. Но поскольку дети приходят из разных школ, нам необходимо их немножко выровнять до какого-то разумного единого уровня по языковой и общеобразовательной подготовке.

Отчетам по использованию денег, полученных от этих платных услуг, тоже пришлось учиться. Теперь регулярно отчитываюсь перед общешкольным родительским комитетом. Вот, скажем, за первое полугодие учебного года мы сами честно заработали почти миллион рублей. Более половины этого заработка ушло на зарплату педагогам. Остальные деньги – это канцелярские товары для начальной и основной школ и для групп, занимающихся в рамках дополнительных услуг, а также покупка медикаментов, хозяйственных, сантехнических и электротоваров и т.д. Сюда же входит ремонт спорттехники, пополнение библиотечного фонда, повышение квалификации учителей, приобретение нового оборудования (например, компьютеров), текущий ремонт здания и всевозможные общешкольные мероприятия (награждение участников разных конкурсов, поздравление юбиляров) и тому подобное.

И я думаю, мы распоряжаемся заработанными деньгами достаточно рационально. По крайней мере они каждый раз полностью инвестируются в школу и в учеников. У нас, например, каждый год в ноябре отмечается День гимназии, где мы называем имена стипендиатов. Их бывает от одного до трех. И этим учащимся мы выплачиваем единоразовую стипендию (если хотите, грант) в размере полутора тысяч рублей. Причем ребенок необязательно должен быть отличником. Он может просто хорошо учиться, представлять гимназию на конкурсах, выставках, организовывать в школе какие-либо викторины, конкурсы. Другими словами, награждаем детей за активную жизненную позицию.

А сейчас я пока даже не представляю, каким образом и дальше смогу поддерживать эту традицию стипендий, учитывая новые финансовые условия, в которые власть загоняет школы. Если деньги школ будут теперь объединять, кто мне выдаст те же полторы тысячи на стипендию? По какой статье? Ведь для любого казначейства слова «гимназический стипендиат» лишены какого бы то ни было смысла, т.к. ни в одном типовом бухгалтерском документе такого словосочетания нет.

В общем, лишаться того, что было создано с таким трудом, тяжело. Собственно говоря, эти внебюджетные средства, помимо того что позволяют нам относительно достойно жить, еще и держат кадры. Мой учитель уже не должен на другой конец города бежать за заработком, и свою вторую зарплату он в состоянии заработать здесь же. Поверьте, эта возможность удерживает многих людей. Потому что, честно говоря, я сегодня не знаю учителя, который бы мог позволить себе роскошь работать только в одной школе на одну или даже полторы ставки.

– Ситуация, которая сейчас складывается в школах благодаря августовским поправкам прошлого года в Законе РФ «Об образовании», действительно неприятна. В чем, как вам кажется, состоит проблема подобного подхода к образованию в нашей стране?

– Если школа не сможет распоряжаться доходами от платных дополнительных услуг, то для нее это означает крах. К сожалению, кроме директоров школ этого никто больше, по-видимому, не понимает. Перспектива перевода школ из образовательных учреждений в образовательные организации пока выглядит сомнительно. Зачем, кому нужно заставлять школу быть учреждением, существующим только на государственные копейки? Разве государство готово увеличить нам финансирование настолько, чтобы мы не нуждались в дополнительных средствах? Ведь нет же!

Мне кажется, самая большая проблема – что в нашем образовании никогда не было экономики и, судя по всему, ее никто не собирается создавать. Просчитана ли у нас реальная стоимость начального образования, основной школы? Это же тайна за семью печатями! А насколько я знаю, в других странах мира эти цифры четко просчитаны. Отсюда идет и соответствующее финансирование, по ступеням, по уровням. А у нас, при том что нет ни экономики, ни идеологии образования, каждый год принимаются серьезные решения, касающиеся системы образования. Но честно говоря, ничего созидательного среди спущенного «сверху» за последние годы не случилось.

По моим ощущениям, в 90-е годы об образовании забыли, им никто не занимался. И все, что в образовании происходило, происходило само по себе, на энтузиазме, за счет каких-то внутренних ресурсов системы. Ведь когда в стране развалилось все, система образования – единственная продолжала функционировать без сбоев, пусть с пороками, но и с массой достоинств. В школе тогда рождались новые идеи, а сама система образования не была предметом политических спекуляций. И только к началу нового века вдруг осознали, что, оказывается, через систему образования проходит сто процентов населения! То есть фактически весь электорат. К тому же этот электорат вкладывает в школу деньги. И готов вкладывать еще и еще – хотя бы затем, чтобы создать для своих детей определенные условия.

Почему я говорю о спекуляциях? Потому что принципиально на благо школы не делается ничего. Создается видимость бурной деятельности: то все обсуждают, по какой шкале детей оценивать; то вдруг в один прекрасный день принимается решение о компьютеризации всех и вся, но на деле это оборачивается колоссальными поставками «железа» и отсутствием ставки инженера, который должен это «железо» обслуживать. Вот такая горе-экономика получается. Программа компьютеризации есть, компьютеры стоят, а про подготовку кадров, обслуживание техники, прокладку сети никто не помнит...

Многие сегодня вспоминают о советском образовании как лучшем в мире. Но, позвольте, как же так может быть, что образование у нас лучшее, а страна живет постоянно плохо? Может, мы и хорошо преподаем высшую математику, но если человек не умеет ее реализовать в своей практической деятельности, если его логических навыков хватает только на решение математических задач, а на решение жизненных задач не хватает, значит, его неправильно и не тому учили. И тот факт, что люди, воспитанные в советской системе образования, принимают сегодня незрелые, безответственные решения относительно школы, подтверждает, что советская школа учила их не тому, чему нужно. Принципиально и категорически не тому. Да и сейчас еще мы продолжаем во многом не тому учить.

– Что делать, чтобы начали учить тому, чему нужно?

– Знаете, мне кажется, что российское образование принципиально отличается от западного тем, что у нас колоссальное значение имеет личностный фактор. Другими словами, все зависит от конкретного учителя. И если на Западе работают на уровне новых технологий, мы до сих пор работаем на глубоко личностном уровне. Но для нашего образования личностное начало – это и его спасение, и его беда. Потому что педагог-личность из школы уходит и значимых для детей учителей с каждым годом становится все меньше. А если в школе остается равнодушный педагог, то о каком личностном факторе можно говорить?

Так что, на мой взгляд, у нас есть один надежный путь. Надо сделать так, чтобы в школу снова стали приходить личности, чтобы молодежь увидела здесь сферу приложения своих интересов, чтобы труд педагога стал привлекательным. Отчасти этому способствует компьютеризация школ. Это хотя бы позволяет молодому учителю ощущать себя в современном мире, чувствовать, что он живет в сегодняшнем дне, а не во времена динозавров, когда ему в качестве инструмента предлагается доска с мокрой меловой тряпкой. Школа должна быть современной информационной системой, которая предоставляет и взрослым, и детям дополнительные возможности самореализации.

Когда мы сумеем сделать школу таким привлекательным местом, когда отношение к ней общества изменится, тогда начнется новый виток ее продуктивного развития.

Беседовала Яна Сартан

Рейтинг@Mail.ru