Найти баланс между
модернизацией и архаизацией
Поправки, внесенные в Закон «Об
образовании» в течение августа и поначалу
вызывавшие слабую реакцию (люди только что
вернулись из отпусков), сейчас подействовали на
наиболее активную часть педагогической
общественности, словно плащ тореадора на быка.
Что будет со школьными свободами? Какой станет
позиция учителя? Чему учить детей? Высказываются
протесты, соображения, догадки, недоумение.
Сегодня мы знакомим вас с позицией директора
Центра образования № 109 г. Москвы Евгения
ЯМБУРГА.
Аномальный лось,
Или всего понемножку
– Начну с одной притчи. Как-то раз
животные решили, что должны совершить что-нибудь
героическое, чтобы достойно решать проблемы
нового мира. Посоветовавшись, они организовали
школу и составили программу занятий, которая
сложилась из бегания, лазания, плавания и
полетов. Для того чтобы контролировать ее
выполнение было легче, программу сделали
абсолютно одинаковой для всех животных. Что из
этого вышло? Утка отлично преуспевала в плавании,
даже лучше своего наставника, но у нее были
посредственные оценки за полеты и еще хуже за
бег. А поскольку она медленно бегала, ей
приходилось оставаться после уроков и
отказываться от плавания, чтобы учиться бегу. От
бега ее лапки совсем ослабли, так что в конце
концов она и плавать стала неважно. Но так как
посредственные оценки в школе засчитывались, это
никого не беспокоило, кроме самой утки. Кролик же
сначала был лучший в классе по бегу, но потом у
него случился нервный срыв: ему надо было много
наверстывать в плавании. Белка слыла отличницей
по лазанию, но вскоре у нее начались неприятности
на занятиях по полету, где учитель заставлял ее
взлетать с земли, а не спускаться с верхушки
деревьев. У нее тоже произошел срыв от
переутомления, и в результате она получила
тройку за лазание и двойку за бег. Орел вообще
оказался трудным учеником, и его постоянно
строго наказывали. На занятиях по лазанию он
первым забирался на вершину дерева, но упорно
делал это по-своему. В конце учебного года
аномальный лось, который умел отлично плавать, а
также бегал, лазал и даже немного летал, получил
самые высокие средние оценки и выступал на
выпускном вечере от имени своего класса. А вот
луговые собачки вовсе не стали ходить в эту
школу, потому что администрация не включила в
программу рытье нор. Они самостоятельно научили
своих детей охотиться и позднее, объединившись с
лисами, сурками и сусликами, создали
преуспевающую частную школу.
Как вы понимаете, есть в этой басне
мораль. И у меня сейчас такое ощущение, что мы в
наших школах продолжаем готовить аномальных
лосей, чтобы они немножко плавали, прыгали,
лазали и бегали. После учебы аномальные лоси
становятся государственными деятелями и
выступают уже не от имени своего класса, а от
имени всего народа. Что и показала стремительная,
произведенная в обстановке повышенной
секретности зачистка закона об образовании
нынешним летом.
А ведь мы говорим о том, что школе нужен
качественный учитель... Но у меня возникает
вопрос: нужен ли государству такой учитель? Ведь
такой учитель может и должен работать только в
той среде, в которой он может реализовать свой
потенциал. Качественная работа предполагает
прежде всего креативность, творческое начало. И
все это лежит в системе вариативного
образования.
Достижения и взлеты последних 12–15 лет
были связаны с тем, что в школе наконец-то
появился воздух, стали возможны эксперименты.
Благодаря им педагоги могли, скажем, юного
математика учить орлиному математическому
полету, а маленького утенка, имеющего все
основания для дальнейшего успешного развития,
обучить свободному плаванию в океане
гуманитарных знаний, и так далее.
К сожалению, последние полтора года
свидетельствуют о том, что поле вариативности
будет сокращаться и уже сокращается. Мы говорим о
стандартах и одновременно пытаемся представить
себе идеальную модель: приходит в школу
прекрасно подготовленный, творческий,
разносторонний учитель, который может
реализовать всевозможные идеи вместе с детьми.
Но на каком поле при стандартах он будет это
делать и, главное, кто ему это позволит?
Если перейти от
иносказания, от притчи к реальной жизни, то я бы
сказал, что ведущей, концептуальной идеей школы
для животных или, как сейчас модно говорить, ее
парадигмой должна быть двигательная активность.
Только устроители этой лесной школы забыли:
рожденный ползать – летать не может.
Двигательная активность должна быть, но только в
разных формах. То же самое и с человеческой
школой.
Я не против стандартов образования,
они нужны, так как без них нельзя удержать единое
образовательное пространство. Но в чем их
опасность? Во-первых, если мы ограничимся одним
из стандартов, то исчезнет поле самореализации и
для ученика, и для учителя. Во-вторых, судя по
тому, как развиваются события, на следующий же
день после принятия стандартов они станут
основой нормативного финансирования. И тогда уже
шаг вправо, шаг влево будут расцениваться как
побег. И даже говорить о креативности учителя и
ребенка не придется.
Решаема эта проблема? Да. Я бы
голосовал за стандарты, если бы 50 процентов
школьного времени занимали обязательные вещи, а
50 – были бы отданы на усмотрение школы и самого
ребенка. Тогда бы проблема снялась, и мы могли бы
действительно дифференцированно, с учетом
личных склонностей и способностей, обучать детей
– и учитель в школе тоже бы расцветал.
Шагреневая кожа поля вариативности
– Заговорили о профилизации. Словно
это какое-то абсолютно новое дело. А ведь многие
передовые, сильные, уважающие себя школы России
давным-давно занимаются профилизацией обучения.
Тот воздух свободы, который хлынул в школы в
начале 90-х, позволил им делать это. Но сегодня
процветает некоторое лукавство, как мне кажется,
когда мы говорим о профилизации. Шаг за шагом,
постепенно подрезают бюджет, свободу школы в
определении содержания образования (я имею в
виду сейчас даже не стандарты, а то, что стоит
выше стандартов).
Понимаю, что свобода – вещь тяжелая.
Свобода требует высокого профессионализма.
Известно, что многие педагоги даже устали от
свободы. Все чаще я слышу произносимое с грустной
улыбкой: «Очень много учебников, мы в них
запутались, не знаем, какие выбрать, по каким
учить». Ну а если все учебники уберут и оставят
три или один, по которому многие когда-то учились,
– «Краткий курс ВКПб»?.. Вообще именно к этому
дело и идет. Роя сами себе яму, педагоги упоенно
просят навести наконец порядок в школе, создать
ориентиры. А это же первый признак потери
творческого начала в работе!
Я против механистического подхода и
подготовки детей и учителей. Вот говорят: «Дайте
нам модель выпускника!» Ну какая это должна быть
модель? И так понятно, что мы хотим воспитать
человека умелого и мобильного. Понятно, что в
начале XXI века, если человек не владеет
компьютером, не водит машину, не знает хотя бы
одного иностранного языка, он – инвалид. Но этим
дело не кончается.
В XXI веке мы столкнемся и уже начинаем
сталкиваться с такими проблемами, которых не
было в веке XX. Нынешний век будет не проще, а
гораздо жестче, чем прошлый. Необходимо понимать,
что история – это цепочка усложнения
нравственных задач. И сегодня приходится уже не 10
заповедей учитывать, а 110, потому что все они
переплетены и сталкиваются между собой. Для того
чтобы разбираться во взаимосвязях, решать все
новые и новые задачи, обществу нужен
по-настоящему творческий человек, готовый к
быстрым, неожиданным, нестандартным решениям. А
значит, надо прекратить разговоры о моделях
выпускника, учителя и так далее. Одного только
владения компьютером, вождения машины, знания
иностранного языка недостаточно в начале XXI века.
Творческого человека может воспитать только
творческий педагог. По-другому сделать это
невозможно.
Нужно подумать над тем, что в чем-то
нужна модернизация, а в чем-то – архаизация, то
есть возвращение к глубинным ценностям и
смыслам, в том числе и религиозным, причем умно
понимаемым, а не суетливо принимаемым. Здесь
проходит очень тонкая грань, близки плюсы и
минусы. И это надо чувствовать.
Можно ли с помощью тестов определить
высокую профессиональную пригодность учителя,
понять, что он сам – нестандартная личность?
Наверное, что-то узнать можно, но на самом деле
тест – не диагноз, а диагноз – не приговор.
Я везде и всюду говорю об этом. Ведь простите, но
иногда к заикающемуся учителю (а такие есть, хотя,
казалось бы, им вообще противопоказана эта
профессия) толпой идут дети. А педагога-оратора с
хорошо поставленным голосом ни в грош не ставят.
Какие-то вещи, несомненно, тестируются, но кроме
науки все-таки существуют интуиция, чувства,
понимание…
Я убежден, что логика XXI века будет
диалогикой, в которой иррациональная логика
соединяется с интуитивной. И к этому надо
готовить детей уже сегодня. А для этого нужен
воздух свободы и широкое поле вариативности. Но
по прочтении поправок к Закону «Об образовании»
у меня сложилось ощущение, что это поле сводится
и будет сведено к минимуму. Оно будет
уменьшаться, сжиматься, словно шагреневая кожа. И
все наши завышенные требования к учителю
становятся в этой ситуации полным цинизмом. А
если еще и государственная политика будет
продолжаться по пути скрытого сокращения
финансирования, то тогда о чем вообще стоит
говорить?..
Парадоксально, но отчасти мы сами
виноваты в том, что сейчас происходит со школой.
Потому что те, кто сегодня решает такие вопросы,
– выпускники нашей советской и российской школы.
Мы их сами учили, и они раньше выступали, как тот
лось, от имени своего класса, а теперь они
выступают от имени всего народа и считают, что
вправе это делать.
Знания небольшие, но твердые
– Нельзя говорить сегодня о том, что мы
должны по-новому готовить учителя, и при этом ни
словом не упоминать о его новой зарплате. Да, есть
проблемы глубинные и есть чисто прагматические.
И в вопросе подхода к уровню мастерства педагога
я не вижу никаких сложностей. Потому что на самом
деле любой уважающий себя учитель сегодня умеет
работать с Интернетом, делать презентации,
видеоуроки. Всем понятно, что человек, владеющий
информационными технологиями, быстрее и
интереснее готовит уроки, авторитетнее выглядит
перед учениками. И если педагогический вуз
хорошо оснащен, подготовить хорошего учителя не
проблема. Проблемы начинаются дальше.
Положительный эффект от школы возникает тогда,
когда информационные технологии работают в
резонансе с передовыми педагогическими
технологиями, с интересными идеями, подходами. А
вот это-то сейчас и исчезает.
То мы всюду говорили про духовность,
глубину, теперь же все бросились на ключевые
компетенции. Где баланс? Когда остановимся?
Приведу простой пример. Я обожаю
врачей, давно уже с ними работаю в своей школе по
линии «медицина–педагогика». И вот врачи мне
как-то рассказали, что у них есть понятие «знания
медсестры». Так вот это знания небольшие, но
твердые. В наших школах, в нашей системе
образования если ключевые компетенции и
стандарт образования сводимы к этой прагматике,
это и получатся: знания небольшие, но твердые.
Такие знания даст любая уважающая себя школа. Что
обойдется, разумеется, дешевле для государства.
Но тогда я умываю руки, потому что это не решение
проблем.
Я не пессимист и всегда считаю, что
здравый смысл победит. И школа до сих пор
держалась и держится на учителях-фанатиках,
учителях-энтузиастах. Таков был менталитет
российского учителя-подвижника и в XIX веке. В 1902
году еще Чехов кричал о том, что бессовестно так
мало платить учителям. Мы и сейчас кричим, что это
бессовестно. Но школа стояла и стоит. Видимо, есть
в России такая часть населения, которая при любых
условиях будет учить, лечить и делать это, что
называется, на совесть. Видимо, эту часть людей мы
и называем интеллигенцией. Но бессовестно так
эксплуатировать интеллигента.
Я много езжу по России, бываю в школах
Москвы, на всевозможных конкурсах, форумах и
везде вижу потрясающих учителей. И после встреч с
ними становится ясно, что школа не погибнет.
Просто хотелось бы, чтобы на самом деле
возобладал наконец поистине государственный
подход, а не только профессиональный, который
заменяет собой государственный. Повторюсь:
пессимизма нет, есть сдержанный оптимизм и
стремление бороться за то, чтобы нас все-таки
услышали.
По материалам выступления на «круглом
столе»
«Школа и общество: востребованность
профессионализма»
|