Ценности образования
в екатеринбургской гимназии «Корифей»
Александр Лобок:
– В какой мере вы с родителями вашей школы
обсуждаете вопрос о ценностях образования?
Происходят ли у вас ценностные непонимания и
столкновения, дисбаланс ценностных установок –
ваших и родительских?
Мария Калужская:
– Мы вообще начинаем с обсуждения ценностей. Это
отправная точка нашего общения с родителями.
Ведь если будет расхождение в понимании
ценностных оснований образования, мы вообще
вместе каши не сварим. Из ценностей вытекают цели,
из целей – задачи... Мы любой текущий педсовет,
любое родительское собрание начинаем с
обсуждения наших ценностей и того, как
происходит трансформация нашего понимания задач
и смыслов нашей деятельности под напором жизни.
Александр Лобок:
– Есть мнение, что у сегодняшних родителей
появился запрос на обсуждение ценностных
оснований школы, а вот у самих школ этого запроса,
к сожалению, нет. Родители хотят найти «хорошую
школу» для своего ребенка, хотят узнать, на что
школа ориентирована, каковы предельные
основания ее деятельности. Но, оказывается, очень
трудно найти школу, которая могла бы и хотела
внятно о своих ценностных основаниях говорить.
Вы же представляете такую школу, для которой
такой разговор естественен и органичен... Так в
чем же этот ценностный фундамент вашей школы?
Мария Калужская:
– На самом деле у каждого человека есть тяга
обсуждать свои ценности – только человек иногда
об этом не догадывается и надо ему показать, что у
него эта тяга есть. Просто надо обсуждать
ценности так, чтобы это задевало любого, – тогда
и родители, и педагоги будут заинтересованно их
обсуждать.
Александр Лобок:
– А как вы это у себя делаете?
Мария Калужская:
– Формат самый разный. Естественно, не путем
теоретических лекций. Чаще всего это обсуждение
того, какими могут стать дети при тех или иных
условиях. Мы обсуждаем различные варианты
будущего наших детей – через это и заявляются те
или иные ценностные позиции, проявляются цели.
Александр Лобок:
– И каковы же эти ваши предельные цели и ценности?
Алексей Бабетов:
– Я вижу эту ситуацию так.
Образование очень тесно связано с культурой того
общества, в котором оно происходит, в явной или
неявной форме представляя эти ценности. Чаще
всего форма представления ценностей неявная –
оттого и трудность их обсуждения. Люди
демонстрируют свои ценности тогда, когда говорят
о том, чего они хотят. При том на сознательном
уровне они могут свои собственные ценности и не
отражать.
В среднестатистическом выражении лидирует,
конечно, установка на то, чтобы ребенок поступил
в вуз. Именно это проговаривается как явная
ценность. А уже попутно – чтобы он стал
порядочным человеком, чтобы он умел выстраивать
свою жизнь, чтобы он мог самоопределиться и найти
себя в этом мире... Но чем глубже диалог с
родителями, тем больше понимаешь, что на самом
деле в иерархии родительских ценностей все
сложнее. Что касается поступления в вуз – это
наиболее простой индикатор успешности школьного
образования.
Вообще что касается нашей российской школы, она
сейчас находится в ценностном кризисе. Она не
спозиционирована в плане предельного
самоопределения. И во многом потому, что не
самоопределено общество в целом: строительство
коммунизма с повестки дня снято, а новой
стратегии развития общества нет. Потому и
образовательные ценности и линии не выстроены.
Только продекларированы на уровне общих слов:
«школа должна быть современной»... Но при этом
никаких конкретных целей.
По сути дела, школа живет в том же ценностном
формате, в котором она находилась все
предшествующие годы. Больше того, в последнее
время создается ощущение, что все возвращается
«на круги своя». Но не потому, что это чья-то злая
воля – у министра или у чиновников, а просто
работают инерционные стереотипы самой культуры.
И нас относит в то русло, которое нам привычно и
понятно, – административные методы решения
любых вопросов. Беда только в том, что теперь (в
отличие от эпохи социализма) мы не знаем, куда и
зачем мы движемся. И в этих условиях школа сама
вынуждена нащупывать те основания, на которых
она может стоять, и направления, куда она может
двигаться. Что мы постоянно и делаем у себя в
«Корифее».
Мария Калужская:
– Может быть, главная ценность, на которой
строится наша школа: человек должен к чему-то
душой прикипеть.
И мы начинаем вроде бы с простого: мы строим свой
маленький мир и этот мир становится нашим
собственным жизненным проектом. Хочется, чтобы
каждый день и каждый год были какими-то шагами на
пути развития этого сообщества. Чтобы люди
оказались в этот мир неформально втянуты. И тогда
у нас формируется особое пространство школы,
которое можно называть по-разному: гнездом,
островом спасения и так далее. Иначе говоря, мы
создаем школу как некий теплый мир, частицы
которого сохраняются в нас и тогда, когда мы
выходим из школы в большую жизнь. И это дает
возможность качественно самоопределиться в
любой ситуации, куда бы ни направила нас судьба, и
уверенно пройти по жизни.
Главное, что чувствуют дети и родители у нас в
школе, что они не являются здесь посторонними. У
них свершается повседневная насыщенная жизнь,
когда постоянно что-то затевается, когда
возникают новые родительские и детские клубы,
когда мамы воспринимают наше школьное кафе как
место, в котором в любое время можно посидеть и
просто пообщаться друг с другом, когда дети
готовы задерживаться в школе до восьми–десяти
часов вечера и их никто оттуда не гонит....
Александр Лобок:
– То есть для вас вся эта «неформальая жизнь» –
вовсе не периферия учебного процесса, а
центральное содержание школьной жизни?
Мария Калужская:
– Ну да, разумеется, сейчас для нас ядром
образования как раз и является создание этого
единого духовного или даже душевного сплочения.
В создании школы как неформального сообщества и
состоит одна из важнейших целей! И тогда человек,
выходящий из школы, будет всюду вокруг себя
инициировать создание такого рода неформальных
сообществ!
Алексей Бабетов:
– Если говорить более формальным языком, это
задача институционализации пространства
инициативы. (Смеется.) И родитель, и учитель, и
ученик должны видеть, что инициатива всегда
поддерживается, что инициатива – это ценность.
От кого бы она ни исходила. И тогда инициатива
начинает обрастать какой-то деятельностью, к ней
будут подключаться все новые и новые люди. Те,
которым эта инициатива интересна. И тогда
возникают стихийные организации из родителей,
учителей, учеников.
Например, наши традиционные футбольные матчи, в
которых принимают участие и дети, и учителя, и
родители. Кто сегодня вспомнит, с чьей инициативы
зародилась когда-то эта традиция? Или вот в
ближайшее время пройдут дебаты по ценностям
образования – в них тоже примут участие и
ученики, и родители, и учителя. Или участие в
сетевых олимпиадах. Или походы. Или организация
группой детей очередного совета или клуба... Все
это вовсе не инициативы школьной администрации.
Все это «инициативы с мест».
Александр Лобок:
– А это ваше строительство своего, теплого и
частного пространства, в котором каждый имеет
право и возможность себя заявить, – это никак не
конфликтует с традиционными ценностями учебного
процесса? Ведь заявляемый вами принцип ценности
частного жизнестроительства – это на самом деле
фундаментальный принцип самой культуры.
Культура всегда строит себя как множество
частных пространств, каждое из которых
возделывает себя само. И вы по сути делаете то же
самое в общении с детьми: строите пространство
школы как сообщество нужных и важных друг для
друга людей, которые совместно вырабатывают
законы и направления своего развития. А ведь
советская школа пыталась строить себя как
универсальную, единую и одинаковую для всех. Если
уж Пушкин – то любить его должны все, если
детская организация – то одинаковая во всех
школах... А вы – о ценности частных инициатив... Не
возникает ли системного конфликта с той общей
моделью образования, которой мы все по-прежнему
следуем?
Мария Калужская:
– Человек, который способен построить вокруг
себя состоятельное частное пространство, – это
человек, который только и будет открыт к диалогу
с пространством универсальным. При том он будет
гибким по отношению к каким-то универсальным
пространствам. И тогда произойдет не конфликт, а
развитие. В том числе и универсальных моделей
образования.
Алексей Бабетов:
– Универсализм советской системы был отражением
потребности в инженере, который строит большую
ГЭС или космический корабль. Это был тип человека,
востребованный системой. А система эта сейчас
развалилась. Стали возникать совершенно иные
пространства. Многократно возросла ценность
локального мира, и мир сейчас все больше и больше
выстраивает себя как совокупность локальных
миров. И все больше потребность в людях, умеющих
строить такие локальные миры. Так сегодня
развиваются и экономика, и культура.
Мария Калужская:
– И потому у нас нет противоречия с родителями,
которые ориентированы на жизненный успех своих
детей. Просто они более глубоко начинают
понимать, в чем могут состоять стратегии
жизненного успеха. Они чувствуют и видят, что их
дети могут свободно и независимо выстраивать
свое поведение с разными людьми и в разных
ситуациях быть самими собой.
Александр Лобок:
– То есть человек, который научился строить свое
частное пространство и научился быть субъектом,
хозяином этого частного пространства, – этот
человек как раз и может предъявить себя как
человека универсального? В построении частного
пространства – ресурс выхода в «большую
культуру»?
Алексей Бабетов:
– Да, конечно. И самый универсальный проект
становится по своим основаниям чьим-то частным
проектом. Через строительство частного мы и
строим универсальное.
Александр Лобок:
– Скажите, а какой процент семей реально
вовлечены в различные ваши клубы, советы и т.д.?
Алексей Бабетов:
– Процентов 25. И главное – у нас все живет, все
бурлит и кипит, масса параллельных процессов.
Одновременное кипение в разных котлах.
Александр Лобок:
– А ведь столь мощная вовлеченность
родительского сообщества в образовательный
процесс – это один из самых мощных показателей
эффективности школы!
Мария Калужская:
– Вообще родители весьма не одинаковы. Кому-то
хочется создать женский клуб. Кому-то хочется
совместного с администрацией управления.
Главное, что есть люди, которые чего-то хотят, –
надо их увидеть и суметь пойти им навстречу. Или
суметь объяснить, почему какая-то идея нереальна.
Причем зачастую работа с родителями более трудна
и ответственна, чем работа с детьми и с учителями.
Особенно тогда, когда мы сами провоцируем
родительскую жизнь на такое бурление. Все время
происходит процесс структурирования
родительского коллектива. Сегодня у нас
сформировалось несколько родительских
сообществ, родительских коллективов. Между ними
выстраиваются свои отношения, свои формы общения.
Нужно, чтобы и они ощущали себя единым
сообществом. И здесь тоже нужна помощь.
Александр Лобок:
– А что такое для вас родительское собрание?
Изменялись ли у вас формы родительского собрания
за эти 12 лет? И можно ли что-нибудь рассказать про
индивидуальные стили проведения родительских
собраний разными педагогами?
Алексей Бабетов:
– О родительских собраниях можно говорить в
широком и узком смысле слова.
В широком смысле слова у нас очень много форм
родительских собраний. Это и совместные походы, и
проведение различных праздников, и общение с
родителями в неформальной обстановке кафе...
Такие «родительские собрания» происходят у нас
постоянно.
Мария Калужская:
– Вообще самые трудные проблемы лучше всего
обсуждаются во время каких-то неформальных
действий...
Алексей Бабетов:
– Но есть, конечно, и родительское собрание как
формальная акция. И это стало для нас предметом
серьезного размышления. Как создать такую
процедуру школьного родительского собрания,
чтобы в результате, с одной стороны, получить
представление о ценностных установках наших
родителей, а с другой стороны, донести до них наши
ценностные установки. А главным результатом этих
акций должно быть формирование ощущения того,
что мы делаем одно и то же дело. У нас общий
предмет деятельности – ребенок и его жизнь.
В школе есть два «веховых» собрания – в начале
года
и в конце года. Сначала – общее собрание для всех
родителей, а затем они расходятся по классам. Так
вот, на первой
части такого собрания как раз и заявляется
ценностная политика школы, ее ценностные
приоритеты. При этом важно, чтобы у родителей
возникло ощущение целостной панорамы жизни
школы и ее проблем в образовательном процессе.
Новые цели, новые задачи, новые проекты. Новое в
школьном устройстве, в программах. Важно, чтобы
родители прониклись ощущением смысла. В том
числе – смысла совместной деятельности.
Второе «веховое» собрание – в конце года, когда
мы отчитываемся за проделанную работу.
Причем у таких собраний, считаем мы, должна быть
жесткая структура. Ни в коем случае не надо
размусоливать вопросы – родители у нас занятые
люди, они ценят свое время. И у них не должно
возникать ощущения даром потраченного времени.
Общее собрание продолжается не более 40 минут. И
важно, чтобы все на нем было «по делу».
Александр Лобок:
– Какой процент родителей приходит к вам на
такие ежегодные родительские собрания?
Алексей Бабетов:
– До 90 процентов.
Александр Лобок:
– И какие стратегические вопросы вы обсуждали в
этом году?
Мария Калужская:
– Проект построения старшей школы прежде всего.
О программах взаимодействия с вузами, о создании
школьных кафедр. Причем, что важно, это было
интересно отнюдь не только родителям
старшеклассников!
Еще обсуждали проект «Мобильная школа».
Александр Лобок:
– А это что за проект?
Мария Калужская:
– Речь шла о выездах наших детей и
преподавателей в другие города – Тюмень,
Челябинск – в дружественные нам школы с целью
проведения совместных семинаров, и учительских и
ученических. Чтобы попробовать построить
кусочек своей школы в условиях другой школы.
Алексей Бабетов:
– Такие выезды позволят собственную работу
увидеть по-новому. Во взаимодействии с другими
школами, учителями и учащимися проясняются
смыслы собственной деятельности...
Возможно, это и есть самое главное: что бы мы ни
делали, мы делаем что-то по-настоящему хорошо
только тогда, когда постоянно пытаемся прояснять
для самих себя смысл того, что мы делаем. Обсуждая
ценностные основания собственной деятельности.
И вступая по этому поводу в диалог – с родителями,
детьми, другими педагогами или другими школами. В
этом и состоит суть по-настоящему открытой и по-настоящему
успешной школы. Школы, которая не боится строить
себя как индивидуальное, частное пространство и
одновременно – как пространство, открытое для
других. И тогда это по-настоящему мобильная школа.
Даже если она никуда и не выезжает.
|