Симон СОЛОВЕЙЧИК
Почему мы не любим своих детей, или Кто
такая Киренаика?
ВОПРОС,
КОНЕЧНО, ЖЕСТКИЙ. И обвинение кажется огульным и
бездоказательным: кто любит детей, кто не любит?
Нет, тут новое явление, уже замеченное в мире.
Американские психологи, более чуткие к состоянию
общества, чем наши, давно уже заметили перемену в
отношении к детям. Прежде был веснушчатый Том
Сойер, озорник и выдумщик, но всеобщий любимец, а
теперь представляется, что дети с каждым годом
все хуже и хуже, теперь у них в карманах вместо
мраморных шариков и десятицентовой мелочи –
наркотики и доллары. Теперь они досаждают
родителям и создают проблемы.
Но это неправда. По отношению к детям, особенно к
детям-школьникам, общественное мнение всегда
слишком строго и слишком критично.
Мне на всю жизнь запомнилась такая история. Я
нечаянно попал на первый в жизни урок
учительницы русского языка. Она только что
окончила институт, она на моих глазах впервые
увидела своих будущих учеников-семиклассников –
откуда же такая жуткая строгость, такая
несгибаемость и беспощадность? Ребята, конечно,
ответили ей тем же – мгновенной и всеобщей
нелюбовью. Я часто видел такое в школе, но меня
поразило, что это началось с самого первого урока,
что учительницу выпустили из педагогического
института озлобленной, что ее научили видеть в
детях врагов прежде, чем научили методике
русского языка. Девочка эта, учительница, ни в чем
не была виновата. Она просто поддалась
общешкольному и общеинститутскому течению, она
просто провела ученические годы среди людей,
которые постоянно говорят о гуманизме и о любви к
детям (“главное – любовь детей”), но детей не
любят и не жалеют.
Вот мы и подобрались к основному. Любить – в
России то же самое, что жалеть. Мы готовы к
абстрактной любви, мы готовы заботиться об их
будущем. Иной отец стегает сына ремнем за каждую
двойку: отец любит сына и хочет, чтобы он стал
человеком.
Он бьет детей из любви к детям. А жалости к детям
он не знает. Задайте детям анонимный, тайный
вопрос: “Бьют ли вас дома за двойки?” В девятом
классе 90 процентов детей ответят, что да, бывало.
Сухомлинского это возмущало донельзя. Он
неоднократно писал об учителях, которые
вкладывают ремень в отцовскую руку. Во времена
Пирогова, когда вопрос о битье детей получил
общественную значимость, педагоги писали, что
они не могут учить без розги детей, которых дома
бьют по всякому поводу.
Вот так и получается: долг заставляет всаживать в
каждого английский, математику, правила русской
грамматики – как без них? Это называется –
любовь. А для жалости к ребенку места в школе нет.
Жалость запрещена министерской политикой,
неожиданными контрольными, стандартами,
программами и, главное, публичной проработкой
тех учителей, которые программу не прошли.
Много лет назад я прочитал в какой-то газете, что
то ли в Мурманске, то ли в Архангельске, то ли где-то
еще гороно объявило День пощады – кажется, среду.
На среду уроков не задавать и в среду уроков не
спрашивать.
Ну просто пожалели детей. Я хотел тут же выехать в
командировку, да что-то помешало. И с тех пор я ни
одного примера чиновничьей жалости к ребенку не
встречал. А среди учителей и директоров людей,
способных жалеть, очень много. Однажды мне
встретился молодой человек, который рассказал
такую историю: в выпускном классе отец его
неожиданно умер, а мать-торговку посадили. Он
видел единственную возможность пробиться в люди
без поддержки – поступить в военное училище. Но
как поступишь со слабыми отметками? Он был в
отчаянии, но тут его вызвал директор школы и
вручил ему запечатанный пакет. “Поезжай в
училище, отдай пакет, но сам его не распечатывай”,
– сказал директор. Мальчик так и сделал, и его тут
же приняли в училище, потому что в пакете лежал
аттестат с великолепными отметками, а вдобавок –
блестящая характеристика.
Молодой человек окончил училище, женился и
каждый год с женой ездил к своему директору
поблагодарить его. Не знаю, что с ним сейчас.
“Ну что это? – скажут. – Это же нельзя! Это же
нарушение государственного закона. Это же подлог.
И вы представьте себе, что будет, если все
директора начнут поступать так же. Во что
превратятся школы и военные училища?” И хуже
того, по нынешним-то временам спросят не без
суровости: “А вы уверены, что тот директор не
взял взятку?”
Ни на один из этих вопросов не ответить.
Действительно, законы суровы; действительно, так
нельзя; и уж вовсе нельзя, чтобы всем давали
аттестаты, какие кому нужно.
Жалость беззаконна. Нельзя издать закон о
жалости. Можно сделать образование гуманитарным,
изменив сетку часов и предметов, но гуманным
образование приказом не сделаешь. Учитель
поступает так, как требует от него начальство.
Вот и выходит, что когда перед учителем выбор –
вбивать ли в голову ученика ненужную и
непреодолимую для него математику, то этот выбор
каждый должен сделать сам.
Это главный нравственный выбор учителя.
Вот кто хороший учитель: кто любит ребенка и кто
любит детей. Он любит этого ребенка, жалеет его. И
он любит детей – старается преподавать получше,
ищет новые способы, чтобы как можно больше его
учеников могли продолжить образование.
Когда-то я написал, что бывает учение с
увлечением и бывает учение с мучением. Рукопись
послали на рецензию не куда-нибудь, а прямо в ЦК,
где пришли в ярость: “Как это в советской стране
может быть учение с мучением?” В другой книжке я
написал то же самое, редактор и цензор
недосмотрели – фраза была напечатана.
Школа не разрушилась.
Увы. Учение с мучением бывает, да еще с каким
мучением! И в советской стране, и в несоветской
стране, и в антисоветской стране.
Детей мучают по всему миру. Но, кажется, нигде это
не происходит с такой последовательностью и
жестокостью, как у нас. Ну вот хотя бы такой
пример: многие дети не любят математику. Может
быть, их в начальной школе плохо учили, может быть,
у них несогласие между левым и правым
полушариями, может, просто так не любят. С началом
реформ появилось несколько школ или лицеев, в
которых математику или свели к минимуму, или
вообще не преподавали. Это было как укрытие. Но
нет. Государство (в лице милых, вежливых,
образованных и насквозь гуманных людей) настигло
беглецов в их убежище своими базисными планами и
федеральными компонентами.
Кто назовет хоть одно министерское
постановление, в котором обнаружилась бы жалость
к детям?
|