Школа культуры не возникает по приказу

Основой образования является культура, а не ведомственные постановления. Особенно опасно, когда ученые становятся авторами псевдотеоретических обоснований и программ претворения в школьную жизнь бюрократических нелепостей. От этого административные инициативы становятся еще страшней. Об этом в своей статье размышляет действительный член отделения образования и культуры Российской академии образования, философ Феликс Михайлов.

О правительственных программах воспитания россиян

Последние решения Минобразования России, предопределяющие формы и содержание государственной «модернизации» образования в новой России, уже осуществляются. Осуществляются смело, решительно и без оглядки на резко отрицательное отношение к ним ректоров ведущих вузов, профессоров, учителей и родителей. Зато при согласии или, по крайней мере, при непротивлении Думы, Совета Федерации и Администрации Президента. Поэтому нельзя сомневаться в том, что мы имеем дело с государственной образовательной политикой. Направленность и сама суть этой политики никаких сомнений также не вызывают: образование на всех уровнях и по всем составляющим должно определяться административными командами «сверху».
Нынешнее полномасштабное восстановление пресловутой «административно-командной системы» (раннеперестроечный эвфемизм Гавриила Попова, скрывавший за собой семидесятилетний тоталитарный деспотизм чиновного госпартаппарата) – это не что иное, как логически и исторически естественное продолжение чиновничьей же революции сверху. Она открывала своей перестройкой возможные пути паллиативного выхода из экономического и социального коллапса, типичного для отсталых стран, развивающихся экстенсивно… в быстроменяющемся мире глобально интенсивного постиндустриального развития.
Стихийные разрушительные процессы, разбуженные этой верхушечной «революцией», разорвали все скрепы взаимозависимости субъектов социальной, хозяйственной и культурной активности в едином государстве – СССР. Разорваны прочные еще вчера связи республик, отраслей производства, культурных, образовательных учреждений и т.д., и т.п. А главное – рухнула вертикаль государственного (чиновного) управления всем этим «хозяйством». Чем и был нарушен естественный и единственный для азиатских деспотий способ сохранения и непрерывного воспроизводства их управленческих скреп, изначально принудительно укорененных, для нужд власти необходимых и до поры хозяйственные дела обеспечивающих.
Перестройкой был запущен стихийный процесс отчуждения единой государственной собственности на землю (1/6 планетарной суши), на все основные средства производства, на средства и институции воспроизводства социокультурной жизни населения (образования – в том числе) разными, юридически нелегитимными формами государственно-частной, частной и корпоративной собственности. Все это превратило единый государственный капитал (следовательно: исторически до частного капитала не дозревший) в легкую добычу предприимчивых людей, их групп, от власти в какой-то мере обособившихся.
Но именно – в какой-то мере. Ведь власть – не некий безликий институт. Власть – это иерархически соподчиненные друг другу группы собственников. Собственников вполне реальных «рычагов» власти, разных по роли и силе. Иными словами, – это группы чиновников, объединенных корпоративными интересами и немалыми возможностями в перераспределении общенационального дохода. Размывание вертикали их строгой иерархии при дроблении единой государственной собственности открывает для личных и групповых субъектов властных функций в той или иной отрасли хозяйственной, социальной и культурной деятельности широкие возможности торговли «подведомственными» им постоянными и переменными капиталами.
Отсюда сращивание реальных владельцев бывшей государственной собственности с новыми владельцами частных и корпоративных капиталов. Что и предопределяет тотальную коррупцию местных и центральных чиновников, иллюзорность государственного права, слабость (если не сказать резче – фактическое бессилие) всех государственных органов охраны порядка, как и почти всех органов управления подведомственными учреждениями.
В этих условиях идеологическим мифом становится движение страны к гражданскому обществу. А внешне демократические формы политического управления – свободные выборы, многопартийность, разделение законодательной и исполнительной властей и т.п. превращаются в политические спектакли, за сценариями, постановкой и разыгрыванием которых скрывается борьба разных групп бывших и будущих чиновников за посильное участие в дележе и эксплуатации объектов грабительски капитализируемой собственности, как, увы, и во многих так называемых старых демократиях.
Однако свобода борьбы властных временщиков за свое место в столь ослабленном (по сравнению с его бывшей диктатурой) государственном аппарате требует укрепления вертикали власти самого этого аппарата. Ибо только безусловное подчинение нижестоящих в нем вышестоящим обеспечивает самое власть. Нет никакого смысла бороться за власть, если власть бессильна.
Отсюда перестроечная демократизация общественной жизни народов нашей страны, пьяное счастье освобождения от диктатуры госпартаппарата, надежды на гражданское самоуправление – все оборачивается недолгой иллюзией, ибо фундаментальной основой воспроизводства общего духовного и материального капитала осталось экстенсивное производство средств физической жизни народов. Ведь и при «демократии» главным источником небогатого их богатства по-прежнему служит продажа за границу природных ресурсов, а отнюдь не интеллектуальный, не духовный потенциал, остро потребный для интенсивного типа хозяйствования. Но суть дела в том, что даже кратковременный его успех может быть обеспечен лишь системой властного управления людьми. Точнее, массой исполнителей воли собственника природных ресурсов. Ведь при экстенсивном хозяйствовании, как правило, долгое время не требуется радикальных перемен ни в технике, ни в способах добычи природных ресурсов. При этом я опускаю особую роль науки и промышленности в восстановлении вертикали власти при постоянном обновлении и расширении военной техники. Куда важнее государству и частникам при экстенсивном хозяйстве расширение объема их добычи, поиск новых месторождений и т.п. И все это – за счет увеличения не столько качества, сколько количества тех же людских сил и тех же средств и способов труда.
Напротив, при интенсивном типе хозяйствования с управлением развитием самого дела могут продуктивно и эффективно справляться лишь специалисты, непосредственно этим делом живущие, лично заинтересованные в его творческом и именно интенсивном преобразовании. Причем к таковым относятся отнюдь не только дипломированные специалисты высшей квалификации, но и все его участники, в том числе и так называемые рядовые исполнители. И только такая форма управления общественно необходимыми делами есть искомая формула не столько даже старого буржуазного, но и по-новому истинно гражданского общества. Иными словами – инициативного сообщества людей, занятых своим делом. Мы пока даже и не движемся к нему.
Поэтому вполне закономерно эйфория демократии сменилась у нас шоком от вполне успешных попыток власти продлить чуть ли не на веки вечные свое право на управление людьми (людьми, а не делом!). Право это не очень-то легитимное даже после всех выгодных для нее поправок к Конституции. Иными словами – молодая демократия наша обернулась новым огосударствлением всех форм и способов воспроизводства культуры духовного и материального труда, всех форм и способов воспроизводства социальной организации наших народов. Народное образование – лишь частный пример тому. Правда, в своей особости и «частности» это пример начавшейся не вчера расправы власти со стихийно нарождавшимся гражданским – общественно-государственным характером этого главного института расширенного воспроизводства великой культуры России.
В своей борьбе с гражданской «вольницей» кабинетные инициативы Министерства образования получили полную поддержку работающих на него ученых-педагогов, давно и с радостью включивших себя в подчиненные министерству (государственные) научные учреждения. Они тут же принялись за разработку так называемых государственных стандартов и экзаменационных тестов, условий и правил единого экзамена, а также в борьбу за необходимость включения в число образовательных (учебных) предметов уроков православия. И уже немало среди них тех, кто, нещадно эксплуатируя легенду об исключительно православной основе всей древней и новейшей культуры Руси, пытается научно обосновать возрождаемый ими и для власти соблазнительный тезис: «Православие. Государственность. Народность». Принимается центральной властью вполне предсказуемое по своим последствиям решение о федеральном и региональном образовательных стандартах, и тут же – еще одно, но уже по последствиям своим явно непредсказуемое: о разделение школ по языковому принципу. Все они обсуждаются общественностью для законодательного закрепления.
И снова – уже классическое: «Хотели как лучше, получилось как всегда!». Как это уже было, как власти снова хочется, чтобы это же было всегда. Но ведь сегодня – совсем не так, как всегда! При напряженности противоборствующих тенденций, способных разрушить и без того непрочное единение народов России, при развале бывших хозяйственных и культурных связей наших народов и регионов, при трагической неопределенности куда-то нас несущих стихий каждое из скоропалительных решений правительства (министерства) грозит до взрыва обострить напряжение и противоречия в сообществе россиян.
А теперь вспомним то, что невозможно забыть. И «остаточное» финансирование на ладан дышащих науки, образования и институтов культуры. И о сотнях тысяч беспризорных детей. И о бедственном существовании стариков-пенсионеров, всю жизнь свою проработавших на государство. И невостребованность научного и вообще духовного творчества, приведшая к массовой «утечке мозгов». И зависимое положение бывшей великой державы от Запада, да и от Востока. И бандитский беспредел, и непрекращающаяся война в Чечне… Все это и многое другое заставляет молодых (и не только молодых) российских граждан с душевной болью повторять всем знакомое: «За державу обидно!». Но это – слова… еще патриотов.
А в ответах школьников и студентов на анкетные вопросы социологов о любви к малой и большой Родине все чаще и повсеместно варьируется мысль: любовь к Родине должна быть взаимной. И поистине громадное число признаний: как только смогу – уеду из России. Америка и Европа изнутри России зовут их к себе: автомобили на просторах их Родины чудесной – американские, японские, европейские… Реклама изъясняется с ними английскими, французскими и всеми иными – иногда и российскими именами заграничных фирм… Все популярные программы телевидения перенасыщенны американскими триллерами… Да и дикторы теле- и радиовещания давно уже говорят с ними по-западному: пулеметными очередями. И все это ежеминутно прерывается по-западному сверстанной рекламой дорогущих западных бытовых товаров. И дети с младенчества смотрят американские мультики… Ну как тут правительству не задуматься о патриотическом воспитании!
Беда только в том, что для чиновничьего менталитета характерно поистине ведомственное разнообразие по отношению ко всем этим трагическим реалиям. Одни творцы законов и правил озабочены сверхнизкой эффективностью устаревшей классно-урочной системы и тем самым формального образования… другие – повышенной агрессивностью молодежи и отсутствием пламенной пионерской любви к Отечеству. Первые принимают решения, «модернизирующие» то, что не модернизируется принципиально, но позволяющие властно руководить всеми, кто учит и учится. Что порождает уныние, раздражение и напряженность, обостряя, в частности, и межнациональные конфликты. Вторые вынашивают новые, как им кажется, а на самом деле все те же – советские рецепты снятия напряженности… извне целенаправленным воспитанием у всей российской молодежи толерантности и патриотизма.
И вот уже готовы правительственные программы такого воспитания! Их приказано обсуждать (внедрять!) во всех учебных и воспитательных учреждениях. Все до боли знакомо. Только слово толерантность – новое. Кажется, его В.В.Путин употребил разок в одной из своих речей…
И – пожалуйста! Сразу все стало так, как это было при партайгеноссе Суслове: стоило этому маразматику с умным видом как-то заметить, что в преподавании основ марксизма-ленинизма не все три ленинские части такового преподаются. Отсутствует почему-то научный коммунизм. Так буквально через месяц прошли совещания-накачки и в ЦК КПСС, и в министерстве, и в райкомах, и в институтах, а еще через месяц была готова к новому учебному году обязательная для всех программа преподавания этого предмета. И до развала госпартдиктатуры, а заодно и СССР, студенты изучали этот научный коммунизм, программа коего вариативно повторяла уже «изученные» ими политэкономию социализма и истмат. Результат известен…
Так вот и сейчас уже готов коллектив авторов, тут же засевших за составление… не более и не менее, как государственной программы воспитания толерантности! А вот и сама программа уже готова. И ученые-педагоги вовсю обсуждают этимологию этого нового слова, пытаясь найти в нем нечто большее, чем терпимость. А в остатке – все тот же присной памяти «Моральный кодекс строителя… коммунизма». Читай: капитализма. Так все возвращается на круги своя.
Власть, оглушая себя боем своих же пустых барабанов, вновь рекрутирует своих отягченных степенями и званиями капралов с надеждой обрести с помощью их рапортов об исполнении приказа пусть временный, но покой. И целые институты проводят… нет – уже и провели социологические исследования состояния толерантности в молодежной среде, и планы уроков по толерантности составляют ученые других институтов… И власть, и ученый «народ» снова при деле, снова послушны своему генералу. Главная цель чиновного класса достигнута.
Участвовать в этой гонке за лидером оголтелой бюрократии позорно.

О сообществе ученых

Прежде всего – о нашем экспертном сообществе. Недавно состоялось обсуждение этой проблематики в отделении образования и культуры РАО.. Для меня результатом обсуждения было общее согласие, во-первых, в том, что для нас исключаются методы инспектирования. Мы не владеем (впрочем, как и управляющие образованием, как члены любого отделения, сектора и лаборатории РАО) единственно верным представлением о том, какой, не дай Бог, в своем единообразии должна стать новая Школа России. Наши личные теоретические убеждения, результаты наших собственных исследований, как и личные творческие симпатии или антипатии, не могут служить основанием для суждений об обсуждаемых материалах.
Основанием наших экспертных оценок установочной «продукции» создателей законов и правил, образовательных программ и проектов может служить только высокая историческая культура творческой (гуманитарной) мысли, а следовательно, точное только ей соответствие декларируемых в них образовательных целей, задач и средств. Отнюдь – не их соответствие кабинетным министерским решениям.
Во-вторых, согласие наше в том, что наша экспертиза должна опираться не только на мнения и выводы членов отделения, объединяемых во временные экспертные группы, но и на результаты обсуждения тех же документов профессиональной образовательной общественностью. Под таковой мы договорились иметь в виду прежде всего (но не исключительно) экспериментальные площадки наших институтов («принадлежащих» отделению образования и культуры РАО).
Целью наших экспертных оценок образовательных программ и проектов должно быть их соответствие исторической тенденции преодоления безнадежно устаревших форм, методов и дидактических основ формального образования.
Проектирование нового, а именно культуросообразного, иначе говоря – творческого типа образовательных учреждений должно быть признано основным и главным содержанием подлежащих нашему изучению программ. Кто бы ни был их автором: коллективы школ, лицеев, колледжей, вузов или академические коллективы, а также министерские, местные образовательные управы, как и любые другие – ведомственные или вневедомственные – коллективные и индивидуальные авторы. Отсутствие такого содержания в программах и проектах, призванных волей их авторов всего лишь латать тришкин кафтан формального образования, – достаточное основание для вынесения обоснованного вердикта: они для пропаганды и внедрения не приемлемы.