Образование – услуга или товар?

На третьем году модернизации школы пора бы определиться с ответом на такой простой, казалось бы, вопрос. У каждого читателя наверняка найдется свой простой ответ. “Конечно же, товар”, – с ходу скажут одни. “Ясное дело, услуга”, – без заминки рассудят другие. “А какая разница?” – пожмут плечами третьи...

Педагогика развитого плюрализма
И это, безусловно, хорошо для общества, достигшего этапа развитого плюрализма. Но совсем не хорошо для педагогики, которая обязана производить помимо “личных” (этого хватает) еще и научно подкрепленные, неконъюнктурные ответы на фундаментальные вопросы.
Горько признать, но именно таких ответов у науки нет. Зато сумятицы в академических доктринах по-прежнему сколько угодно. В этих условиях инициативу перехватывают известные политики, литераторы и даже шоумены. Надо же помогать педагогическим светилам откликаться на вызовы времени!
Знаменитый детский писатель, отец пятерых детей: “Если разобраться, то школа – это та же сфера услуг, только интеллектуальных. И если она обеспечивает моего ребенка услугами обучения, то я должен их оплачивать”.
Видный политик, руководитель крупнейшего вуза, уверен, наоборот, что школа – товар, но особый. С отложенным сроком употребления. Аргументы: “Покупая яблоко на рынке, вы его кусаете и сразу видите, что оно червивое; а когда вы покупаете образование, то только через пять лет понимаете, что вас учили не тому”. Хитрый товар! Его не удается сразу надкусить (подобно яблоку); вот и приходится годами верить на слово тому, кто им торгует. Многие, кстати, поступают так и на обычном рынке: прежде чем сделать покупку, внимательно смотрят в глаза продавцу, то есть оценивают человека, а не предлагаемую вещь. А после, в случае удачи, ходят только к своему, “проверенному” киоскеру или хозяину лавки.
Значит, и тут без веры никуда?
Так, может быть, образование – это на самом деле не товар и не услуга, а произведение культуры, духа, веры человека человеку? Или, как говорят, особый род религии? Правда, духовную веру мы обретаем иначе – лишь по зову собственного сердца. Тут же все кверху дном, просто какая-то демонстративная пародия на веру: график поголовно обязательных, неукоснительных “молитв” и силовых стандартных “ритуалов”, за которые ставят оценки и вызывают “к иконостасу” родителей...
А вот руководитель страны Владимир Путин, судя по всему, относит школу все-таки к сфере услуг. Отвечая 19 декабря 2002 г. в прямом эфире на вопрос одного из волгоградских преподавателей по поводу очередной истории с зарплатой, президент сказал буквально следующее: “Труд бюджетников должен оплачиваться исходя из качества и объема оказываемых услуг. Не следует платить лишь за то, что организация существует. Деньги должны следовать за услугами”.
Любопытный нюанс: в позапрошлом году на аналогичной прямой линии лидер страны говорил о просвещении как об особом социальном институте, а в этот раз – никаких исключений. Образование, культура, медицина – все это сфера услуг, оказываемых населению. Без оговорок.
Где же реакция официальных идеологов на столь крутую перемену политических ветров? Увы, вместо оперативных, внятных комментариев снова бурлит знакомая разноголосица, помноженная на теоретический туман.
“Образование – это, конечно же, услуга, но асимметричная. Тонкость тут в том, что клиент по молодости лет и из-за отсутствия необходимых знаний не в силах оценить качество предлагаемых ему отдельных занятий, а тем более всего ассортимента школьных наук”, – пишет солидный экономический журнал.
“Чем больше у человека знаний, тем больше денег он будет зарабатывать. Стало быть, знание – это универсальный товар”, – спорит с экономистами не менее уважаемое философское издание.
Ясности нет. Да, впрочем, и особого желания ее достичь не наблюдается. Хотя на третьем году модернизации образования уже хотелось бы понять, что представляет собой объект реформирования – универсальный товар с отсроченным “праздником” употребления или же глубоко асимметричную услугу с явно выраженным сакрально-ритуальным профилем?

Нужна ли школа, если есть “товар”?
Пойдем от противного. Если и вправду это товар, то зачем “в него ходить”? Купи его себе в книжном ларьке, закажи в общественной библиотеке, скачай из Интернета – и весь разговор.
Еще Лев Толстой никак не мог уяснить, почему, например, профессор университета не издаст все свои лекции отдельным товаром – брошюркой, которую можно листать вдоль и поперек, в своем темпе, последовательности, в любое удобное время. И главное, не выходя из дому.
С тех пор прошло немало лет, а человечество все так же нервно вздрагивает от наивно-дилетантского, казалось бы, толстовского вопроса, заданного в лоб: зачем мы ходим в школу? Ну зачем? Тем более теперь, когда умные мысли можно отправлять и так же быстро получать в любом объеме хоть с другого конца света – по телеграфу, телефону, факсу, Интернету; размножать в виде газет, кассет, пластинок, лазерных дисков, радио– , телепередач...
Что остается делать в новых, беспощадно жестких конкурентных обстоятельствах учителю? Ясно: готовить молодежь к ЕГЭ, к поступлению в вуз. В этом теперь принципиальная, приоритетная задача? Если да, то школу и на самом деле можно сильно упростить. Зачем, допустим, ей тогда бассейн, студия танцев, производственная мастерская, театральный зал с библиотекой? К чему Человеку, который звучит гордо, заниматься такими недостойными “венца природы” глупостями, как, скажем, разучивание аргентинского танго, консервирование фруктов или резьба по дереву – в одноименных творческих кружках? Мы что, страну танцоров, официантов и сантехников готовим в школьных классах? Упразднить!
Что же выходит? Получил сухим пайком набор учебных материалов – и гуляй, мальчуган, ни в чем себе не отказывай?
Подобная политика (или отсутствие внятной политики на самой проблемной – средней ступени образования) может загнать страну в очередной тупик, выгнав из школы сотни и тысячи новых бродяг и юных диссидентов. Нет, только обрастая одеждой добротных услуг (от собственно обучения и научения, педагогической поддержки до научных консультаций, конкурсов, игр, обдуманных досугов), книжное знание действительно становится образованием, а школа – школой.
Увы, “приобрести” знание так же легко и просто, как любой другой товар на современном рынке, невозможно. В этом, похоже, и специфика педагогического сервиса: сам по себе факт “покупки” далеко еще не обеспечивает “обладания” изделием. Вот почему так же, положим, как к парикмахеру мы являемся не за шампунем или ножницами, а к стоматологу – не за бормашиной, так и в школу приходим за услугами профессионала.
Новых изделий тут отнюдь не собирают, новых людей тоже. Это Ян Амос Коменский мог думать, что его школа, обучая “всех всему” и мимоходом “исправляя нравы”, тем самым совершенствует саму породу homo sapiens, выпуская в свет чуть ли не сплошь энциклопедистов, мудрецов и праведников с крылышками. Но мы-то с вами, читатель, живем не в XVII веке!
Школа производит не людей и не товары, а, конечно же, услуги. Вот ее кровная миссия на рынке – это самая мощная и массовая индустрия общеразвивающих услуг.
И в то же время это все-таки... товар. Тут все классические признаки товара налицо: каждый из нас “приобретает” себе школу в личную, пожизненную собственность и точно так же, по мере необходимости, “тратит” потом знания, используя себе во благо.
Плохой пример, но лучше не придумал: автомобиль мы покупаем как товар, однако пользуемся им как транспортной услугой. То же с телефонным аппаратом – можно сказать, овеществленной службой связи, прикомандированной к ее хозяину.
Товар, которым пользуются как услугой. Или услуга, запакованная как товар. Такое вот хрестоматийное единство противоположностей. Вечно манящая, непостижимая тайна школьной природы...
Другое дело, что, оборачиваясь к нам только своей “товарной” стороной, школьное образование, как правило, сильно теряет в качестве. Хитрость тут в том, что в советские годы школа завоевала статус не только самого общедоступного, но еще и самого обязательного товара массового потребления. Каждый новорожденный младенец, можно сказать, заранее приписывался к храму знаний, расположенному по месту его жительства. С неотменимыми заданиями на дом, оценками, звонками, расписанием. Больше того. Правящая власть, да и сама жизнь устроили дело так, что учителя вольно или невольно начали пользоваться детьми как вещами, бездушным товаром для достижения своих материальных и профессиональных целей, выдавая их за интересы учеников. Люди не виноваты, их поставили в такие ненормальные условия! Ребенок сделался частью школы-товара, придатком к классной комнате. В итоге и учительство, и сама система образования стали вызывать у общества вполне законную изжогу. Индустрию знаний превратили в пугало, место всеобщего страха, в наказание без преступления.
Как совместить теорию и практику
Скажут: опять демагогия! Дескать, в теории школа – великолепная сфера услуг, всецело послушная вызовам времени, общества, учеников. Тогда как на деле, по факту, – такой же, что и всегда, рутинный конвейер по сборке “человеческого капитала” из отдельных блоков, шурупов и шестеренок: общеобязательных учебных курсов, классов, уроков, предметов или даже новомодных компетенций.
Даже на высшей ступени образования – та же, по сути, игра в детский конструктор. Взрослых студентов опять “составляют” и “строят” по расписанию, согласно некой загодя известной схеме идеального специалиста. По тому же алгоритму, что и новобранцев-первоклашек. Вот уж и вправду: идеи Коменского всесильны, потому что верны!
Сколько ни тверди, что человек не вещь, не винтик, не сырье, не порожний сосуд, даже не факел, который надо зажечь, а, понимаете ли, Человек.
Хуже того. В макроэкономическом разрезе получается картина еще более тоскливая.
Смотрите: государство (первый и главный “покупатель” на рынке образовательных услуг) платит, согласно закону, за их предоставление “продавцу” – системе просвещения. Следовательно, государство определяет на 90 процентов репертуар – номенклатуру поголовно обязательных для исполнения школьных услуг. Мало того, все то же государство вдобавок еще и непрерывно аттестует не только “продавца” (это понятно и законно), но и псевдоклиента (ученика) на предмет качества исполнения своего заказа. Изо дня в день, каждую четверть, ежегодно содержимое детских голов проверяют при выходе из “магазина”: сколько и чего там уже сформировано?
Эта жестко тоталитарная схема практически не оставляет места для сколько-нибудь самостоятельных решений и маневров ни ученику, ни широкой, ни узкой общественности, ни даже учителю. Все главные кресла и роли узурпировали государственные люди – высокопоставленные методисты, финансисты, идеологи и контролеры-управленцы. Они диктуют школе содержание программ, организуют проверку их усвоения и, наконец, платят подведомственной им системе за всю эту музыку (не оставляя, разумеется, в обиде и себя).
Снова пройдем по кругу всю порочную цепочку. Государство заказывает самому себе (ибо, как ни крути, но школа у нас государственная) комплект “магистральных” услуг, само их спонсирует, оценивает и – закономерный хэппи энд – само потребляет желанный комплект. Вот где сплошная асимметрия!
И вот почему школа, по большому счету, лишь притворяется, что занята передачей знаний от науки к ученику. На самом деле она служит государству, а не детям. Монополия! Отсутствие реального клиента, собственно, и превращает школу в антисервис, где не производители услуг (то есть учителя), как следует из всех экономических законов, а их потребители (ученики) состязаются друг с другом, доказывая государству свою “зрелость”.

Замкнутый круг. Но как же его разорвать?
Или: как демонополизировать, разбюрократить казенную школу-услугу? Вернуть образованию нормального заказчика и сделать первый шаг навстречу настоящей, честной педагогической службе, заменяющей семью, пока родителей нет дома? Есть ли лекарство?
Мы предполагаем, что таким снадобьем разностороннего действия (одновременно для школы, государства, общества и для ребенка) может стать идея полного дня. Это не панацея, “полный день” способен лишь помочь школе Коменского при прочих попутных ветрах стать услугой, столь необходимой обществу, страдающему от многомиллионной школофобии.
Это лишь, повторимся, первый шаг из Зазеркалья под названием “школьный тоталитаризм”. Но абсолютно необходимый.

Мы говорим “полный день”, подразумеваем – “продленка”?
По совести сказать, впервые услышав малопривлекательное словосочетание “школа полного дня”, я вовсе не пришел в восторг. Как бывший ученик, я люто недоумевал: всех запихнуть в один общий барак, в этакий суперинтернат по типу печально известных хрущевских, – да это же любимая мечта советских бюрократов! Но как родитель двух сыновей – подумал, походил, прикинул и слегка оттаял: а чего шуметь? Пересказал идею старшему сыну-семикласснику. “Нравится?” – спрашиваю. А он в ответ: “Когда стартуем? С этой четверти?” Нечаянный успех!
Недавно столичный департамент образования дотошно изучал общественное мнение на тему “полный день”. Лейтмотивом в ответах горожан звучало – не то что не “против”, но еще и доплатим за такое удобство из своих карманов.
Понятно: пока мы крутимся изо дня в день на работах, сердце не на месте: где там наши маленькие? А тут еще пресса изо всех электронных сил масла в огонь подливает: одному мальчику, рассказывают, прямо во дворе плеснули газовым баллончиком в лицо; другой разыскал в лесу заряженную гранату; третий полез дома в телевизор и чуть не сгорел вместе с ним...
А знаете ли вы, любезный читатель, что в США детей до 12 лет не разрешают оставлять дома одних – под страхом уголовного преследования? Тамошние родители за такое прегрешение приговариваются к внушительному штрафу. Где же, по-вашему, должны быть дети днем, тем более сейчас, в эпоху реальной опасности терроризма? И кто, если не профессионалы педагогической службы, могут и должны организовать (но ТОЛЬКО ДЛЯ ЖЕЛАЮЩИХ РЕБЯТ!) здоровый и безопасный досуг, полезное разнообразие интеллектуальной деятельности – и на каникулах, и на занятиях, и между ними (при условии свободного входа-выхода из “пула”)?
Снова и снова буду повторять, что “полный день” в большинстве западных стран – не обязаловка, не принудиловка и не продлюга! Да нет же, это всего лишь право, возможность, одна из услуг, предназначенных только для заинтересованных в ней родителей и школьников. Принципиальная деталь – подобного рода сервис упраздняет задания на дом: дети готовят их в школе, избавляя предков от необходимости тиранить молодое поколение по вечерам.
В этом смысле у единого экзамена и у проекта “Полный день” есть общая черта: оба эксперимента экономят силы, нервы и здоровье маленьким и взрослым. Больше того, ЕГЭ и полный день, как выясняется, очень нужны друг другу.
Посудите сами: нет полного дня – не найти и управы на школьные стрессы. Школа неумолимо превращается в придаток к вузу, в массовые репетиторские курсы для всей детворы без разбора.
ЕГЭ стал реальностью для миллионов россиян.
Кто знает, может быть, именно экзамен, в том числе единый, и оправдывает все пребывание ребенка в школе? Придает классно-урочной лестнице, этой “многоэтажной пустоте”, понятную, заманчивую, строго юридическую цель. Так что производимая школой поголовная сертификация и сортировка “маленького” населения по аттестатам – тоже грандиозная услуга. Пережиток, прочно вписанный во всепланетную культурную традицию.
А вот работа в кружках полного дня ничем таким пока не знаменуется, вообще никак не закрепляется документально.
Впрочем, вот что недавно заявил В.М. Филиппов в ответ на вопрос “Комсомольской правды” о правилах приема в профильные классы. Цитируем: “У каждого ученика будет “портфолио”, индивидуальный учебный портфель достижений – результаты районных, областных олимпиад, интересные самостоятельные проекты и творческие работы. Это очень важно при определении готовности школьника к углубленному изучению ряда предметов”.
Выходит, скоро у егэшного свидетельства появится пусть скромный, но достойный конкурент? Комплект именных творческих “доблестей”, оформленный в виде портфолио. Будет ли этот документ служить одновременно и “визиткой” – документальной распечаткой произведенных услуг и “знаком качества” полного дня? Пока вопрос. Но очень интересный. Именно от ответа на него, думается, будет зависеть лицо не только профильной, но и всей нашей массовой школы.
Конечно, пока это только предположения. Но ведь без юридического подтверждения (скажем, в виде портфолио) любая общественно ценная идея, любая услуга в образовании легко съедается монопольно-одинаковым для всех стандартом. Кто знает, читатель, кто знает... Не исключено, что завтрашний день школы Коменского впервые за 300 лет ее истории определит не волевое решение “сверху”, а конкуренция двух видов аттестатов – “снизу”. Только так, похоже, можно впрыснуть “бактерию рынка” в ткань хронически больного организма массового образования. Сеять же конкуренцию не внутри, а между школами опасно и бессмысленно: ведь большинство родителей ведут, как правило, детей в ближайшее к дому учебное заведение, чтобы не возить за тридевять земель. Или покупают дом поближе к избранной школе. В итоге получаем конкуренцию бумажников, прописок и почтовых адресов, а вовсе не педагогических услуг.

Подведем итоги
Знание “вообще”, скажем – на уличном лотке, чаще всего похоже на товар. Но в школе накрепко привязано ко времени, месту и обществу (клубу, лаборатории, классу), в котором совместно добывается. Теперь это взаимная услуга. Школа, однако, не позволяет пользоваться собой как сферой услуг, а, наоборот, пользуется детьми в своих интересах. Кто же кому тут должен служить? И как переоборудовать этот на редкость самовлюбленный Товар в открытую и честную Услугу? Наш вариант подхода к решению этой головоломки перед вами.