Чужая тетя

ЗАВЕДУЮЩАЯ УЧЕБНОЙ ЧАСТЬЮ, давняя моя знакомая, рассказывает: “Сижу и тоскую. План мероприятий, план посещения уроков, план... Сколько же планов мне писать? Но придет инспектор и потребует. Нет планов – будут склонять школу на районном совещании. И вдруг обозлилась: не стану работать на чужую тетю! Вывесила планы на стене – раз и навсегда. Но пришла чужая тетя-инспектор и говорит: “На стене – ладно. А где у вас планы в тетрадочках? Где ваши тетрадочки?” Я пригрозила ей, что выгоню из школы. Скандал был, но все обошлось”.
Чужая тетя... Сколько из-за нее страстей в школе!
Существует миф, будто инспектора у нас вовсе не проверяльщики, а старшие друзья учителя, которые по-товарищески приходят к нему на уроки и с любовью помогают младшему, менее опытному коллеге. Этим мифом обычно и оправдывают появление инспекторов: “Что вы! Что вы! У нас уже давно нет инспекторов, у нас методисты”.
Методисты и вправду бывают замечательные – при условии, что это действительно опытные, умные и добрые люди.
Вся наша образовательная система рассчитана на то, что на каждой должности находятся умные, добрые, честные, и только такие. В этом идеальном случае система работает и может работать с инспектором, без инспектора, с районными отделами, без них – как угодно.
Контроль имеет столько же отрицательных сторон, сколько и положительных.
Контроль в образовании обладает коварным свойством: постепенно администратор привыкает к мысли, что контроль-то и есть его главная функция; тогда он, администратор, начинает стремиться к всеохватному контролю. Все школы до одной должны быть проверены, как и все учителя. Для такого администратора руководить – значит контролировать, налаживать контроль.
Вот этот всеохватный контроль, к которому стремится каждый уважающий себя администратор и который, на его взгляд, должен дать ошеломляющий результат, на самом деле полностью разрушает систему образования – полностью, до основания. Убивает ее дух. Останавливает процесс творчества. Превращает учителя в чиновника, заставляет его дурно относиться к детям.
Если у нас еще есть много хороших школ, если у нас масса отличных творческих учителей, если мы гордимся хоть в какой-то степени нашим образованием, то лишь потому, что у нас, как правило, слабые школьные администраторы, которые не в состоянии наладить всеобъемлющий контроль – не потому, что не хотят, а потому, что не умеют. Если бы умели, то школы давно превратились бы в ад, все без исключения.
Почему так? Да потому, что работа учителя, хорошо это или плохо, принципиально не поддается контролю, особенно формализованному. Именно применение палки-контроля и убивает школу. Чем больше контроля, тем больше его требуется – пока вся школа не перестроится так, чтобы ее удобно было контролировать.
Я бы никогда не решился с такой категоричностью выступать против контроля над учителем, если бы не два факта, с которыми я встретился в жизни.
Факт первый. Ни в одной стране, где мне пришлось побывать, никогда, ни при каких обстоятельствах директор, а тем более инспектор не придет на урок к учителю. Практически весь мир работает без надзора за учителем, и никто меня не убедит, что русские, российские учителя не столь честны, как их зарубежные коллеги, хуже знают материал, меньше любят детей. Ничего подобного, просто мы воспитаны системой, которая держалась на контроле и принуждении, и теперь не представляем себе, как можно без них обойтись. Когда-то у Пирогова была такая проблема. Он пытался запретить телесные наказания учащихся, а педагоги отвечали ему, что невозможно учить без розги детей, которые привыкли к тому, что за малейшую провинность их секут. И дома секут, и в гимназии секли. Как же их, сеченных, теперь учить без розги? Однако ничего, справились. И Россия была едва ли не первой страной в мире, где полностью отменили физические наказания школьников.
Факт второй, прямо противоположный первому. Я своими глазами видел, что такое настоящий контроль, если уж без него работа школы кажется невозможной. Вскоре после смерти В.А.Сухомлинского я был в Павлыше, и там мне рассказывали о системе контроля, введенной Василием Александровичем. Она состояла в том, что директора и завуч никогда не ходили на один урок к учителю, они посещали не урок, а систему уроков – примерно 15 часов. В течение пятнадцати дней директор регулярно приходил к учителю в его класс, а потом они вместе внимательно разбирали работу учителя, его достижения и недостатки. Это был, по сути, не контроль, а мини-семинар для одного учителя. Нет, пожалуй, для двух учителей, потому что именно на этих уроках, записывая в большую амбарную книгу мысли, рожденные на уроке, и создавал Сухомлинский павлышскую педагогику, которую мы сейчас подзабыли. А жаль.
С наступлением демократической эры проблема контроля обострилась до предела. С середины 80-х годов требование прекратить издевательский контроль над учителями было одним из основных требований общественно-педагогического движения, и когда сами собой начались школьные перемены, контроль за учителями почти прекратился. Из всех школ страны писали, что наконец-то учитель вздохнул свободно.
Но свобода была недолгой. Во-первых, обнаружилось, что некоторые учителя и в самом деле не умеют работать иначе как из-под палки – опыт прежних десятилетий не мог пройти даром. А во-вторых, растерявшиеся было администраторы постепенно начали приходить в себя после первого демократического обморока, и теперь контроль, мелочный и глупый, контроль не за результатами, а за процессом, становится еще сильнее, чем это было раньше. И нет общественного движения, которое могло бы дать отпор и защитить учителя от беспредела чужой тети.