Мальчик, который всегда в пути

Но какой же должна быть эта школа, если она не учит в старом смысле слова, то есть не ведет прямой и ровной дорогой к аттестату, и в то же время большие дети не бросают ее, а продолжают учиться? Что это за учение? Для чего? Чему? Какое?

Сегодня школа похожа на тренировочный лагерь для скалолазов. Все вместе карабкаются на высоченную скалу; кто не долез – тот упал и разбился.
Может ли школа быть более щадящей?
Сегодня учитель в старших классах практически не может вести уроки, если его ученики не собираются получать аттестат и поступать в институты, то есть если у них нет точной цели, обозначенной документом.
Может ли школа учить всех и притом не разделяя, не обижая детей, не унижая их достоинства, но с разными результатами? Другими словами, может ли среднее образование быть всеобщим, но без фальши? Повторим, что механическое возвращение к прошлому невозможно. Значит, надо понять, что движение к школе, которая учит всех, но открыто признает, что научить всех она не может, – это движение вперед, а не назад, это движение от единообразия к разнообразию.
Вот, может быть, главное слово – разнообразие. Единообразная школа для больших детей получалась относительно просто: одна партия, один вид образования, одни программы, единые отметки, одинаковые судьбы.
Некоторые горюют об этом времени, а для приличия называют его “единым образовательным пространством”. Из доклада в доклад кочует несчастный мальчик, родители которого захотели переехать в другой город или, того хуже, в близлежащую страну. Что он будет делать, бедный? Как он будет учиться в школе с непривычными программами? Ради этого-то мальчика и вводятся стандарты и заставляют всех других мальчиков и девочек учиться единообразно.
Но не слишком ли велика жертва этому гипотетическому переезжающему мальчику? Стоит ли всем детям мучиться ради него? Похоже, что этими ужасными с виду историями прикрывают страх перед разнообразием. Ведь разнообразное неудобно для управления. Разнообразие предполагает неожиданную инициативу. Однообразная школа оценивается легко. Она или совпадает с государственным эталоном, или не совпадает. Совпадает – отличная школа, не совпадает – сменить директора. Разнообразные школы оценивать очень трудно, потому что нет единого критерия. Управление становится трудным. Управленец – ненужным.
Где же выход?
Ведь и слово “разнообразие” тоже мало что объясняет. Но может быть, выход в том, чтобы и нам в наших законах перейти на реакционную с виду, но по существу более человечную систему оценки образования по годам, а не по программам и стандартам.
По сегодняшним законам все дети должны обязательно учиться до 15 лет. Это очень мало. Это крайне низкая планка. Это черта интеллектуальной нищеты.
Вот и давайте всем обществом добиваться, чтобы планка эта постепенно повышалась, чтобы дети обязательно учились (в школе или еще где-нибудь) сначала до 16, потом до 17, потом до 18 лет. Вот и давайте думать о такой школе, в которой большие дети чувствовали бы себя хорошо, не заглядываясь на аттестат. Чтобы не приходилось их силой заталкивать в школу. Чтобы последние годы учебы были в высшей степени полезны для всех – и для тех, кто собирается поступать в институт, и для тех, кто не собирается.
Должны быть какие-то другие предметы, другие программы, другие книги. А главное, должно быть другим поведение учителя в классе. Нам предстоит научиться спокойно работать в классе, в котором собраны дети не только разных способностей, но и с разными жизненными целями, – вот что самое трудное.
Приводят много цифр, показывающих, как наша страна отстала от развитых обществ: у нас очень низкая производительность труда, очень низкий жизненный уровень, очень высокая детская смертность.
Но никогда почему-то не приводят цифры, которые показывают ужасающий разрыв в образовании народа.
В нашей стране, которая гордится бесплатным высшим образованием, гордится своей сильной школой, в высшие учебные заведения после школы поступают только 5-6 процентов выпускников, а если считать с заочными, то уж никак не больше 10. В Америке уже в 1973 году (когда мы вводили всеобщее среднее) поступали в колледжи (они сравнимы с институтами) 47 процентов выпускников. А в 1991 году больше половины всех американских детей, 62 процента, продолжали образование в высших учебных заведениях (колледжах). У нас бесплатно – но не учат, у них платно – но учат.
Чтобы выпускникам школ легче было продолжать образование, американцы сделали открытие, которое они сами считают одним из крупнейших социальных открытий века, – двухлетний колледж. Он дает дальнейшее развитие, он дает начатки профессии, он дает более широкую ориентацию в мире. А главное – он все-таки учит больших детей в ту пору их жизни, когда они только входят во вкус учения.
Пройдут годы, и окажется, что у нас-то большинство – с девятилетним (основным), а у них с высшим. Хотя наши старшие школы всех и обязательно готовят в вузы, а их школа поражает свободой, отсутствием принуждения и разнообразием предоставляемых возможностей.
Нет, мы вовсе не хотим сказать, что где-то за морем есть идеал и надо его скопировать. Мы вовсе не призываем подражать. Но это, как говорится, факты для размышления. Может быть, хватит нам говорить о гуманной, гуманистической и гуманитарной школе. Может быть, пора подумать о школе, которая будет более человечной, более доброй к большим детям, перестанет выбрасывать их на улицу за ненадобностью.
И уж во всяком случае все, кто хочет перейти из девятого в десятый, должны иметь такую возможность, – все без единого исключения.
Не исключайте детей из школы!

Колонка Симона Соловейчика публикуется по материалам сборника «Воспитание школы». Книгу можно заказать непосредственно в редакции. Для этого необходимо прислать письменную заявку на адрес редакции (в любой форме), с указанием количества экземпляров и обратного адреса.
Стоимость книги с учетом доставки – 46 руб. По вопросам оптовой закупки: тел. 249 28 77.