Игорь РЕМОРЕНКО
Охота на российских директоров
Почему инициативные управлен цы
образования становятся жертвами произвола
За нынешний учебный год сразу
несколько директоров инновационных школ из
разных регионов России подверглись
преследованиям. Часть из них уволена, часть
едва-едва избежала уголовного преследования, а
кто-то – не избежал. Мы считаем, что выяснить
причины и тенденции происходящего крайне важно.
Наша газета пытается защищать директоров школ и
управленцев образования, попавших под молот
административного пресса.
Гласность может уберечь людей, хотя, конечно,
далеко не всегда.
– Вы что, не знаете? На нее открыли уголовное
дело! – говорят нам, когда мы сообщаем о том, что
командируем корреспондента для сбора материала.
– Мы ее спасли тем, что убрали с поста директора,
– говорят нам о другом человеке, – а ваши статьи
только раздражают главу администрации!
– В одной системе с нами ему не работать! –
выносит приговор местное чиновничество еще
одному уволенному директору.
Вся вина директора в том, что он или она взяли на
себя ответственность за школу и решили
действовать самостоятельно.
– У нас есть справки о массовых нарушениях! –
отвечают нам на запросы о причинах увольнений.
Конечно, и справки есть, и нарушений наверняка
можно найти не один десяток...
И оказалось сегодня, что чем инициативней
директор, чем сильнее он или она и школа
отличается от среднего уровня, – тем легче
обнаружить нарушения.
Так помогите директору!
Защитите его!
Сделайте так, чтобы он или она могли делать свою
работу легально!
Есть примеры такой защиты, такого управления,
которое С.Л. Соловейчик назвал воодушевляющим.
Но, как правило, директор попадает в беду и мало
кто берется его защищать.
Мы взяли интервью у одного их таких директоров.
Мы не назовем фамилию, имя и отчество одного из
лидеров инновационного движения в крупном
регионе РФ. Школа, которую возглавляла наша
героиня, была федеральной экспериментальной
площадкой, славилась интересными инновационными
проектами
Бывший директор имеет награды и звания, более 32
лет она проработала в образовании. Из них 17 –
директором школы. В 1999 году школа получила статус
«Федеральная экспериментальная площадка». Летом
этого года Наталья Александровна (так назовем
нашу героиню) перешла на другую работу.
И.Р.: Как сейчас, после вашего
ухода с директорства, школа видится со стороны, в
чем ее особенности?
Н.А.: Думаю, что главная особенность нашей школы –
учителя понимают, что не они одни в школе хозяева.
Командность в работе стала школьной традицией.
Не только педагоги, но и дети учились работать в
командах, обсуждая вопросы школьной жизни и
принимая решения.
Причем это привлекало и внешнее окружение –
родителей и попечителей. У нас был один из первых
в районе попечительских советов. К нам шли люди,
видя, что в школе есть способы коллективной
работы над главными стратегическими вопросами
развития образовательного учреждения. Мы
пытались обо всем говорить с родителями,
особенно несчастные случаи обсуждаются
обстоятельно. Можно сказать, что в этом особом
укладе школы и состоит ее специфика.
И.Р.: Я ожидал, что вы скажете про особые
педагогические технологии, проекты, которые есть
в школе.
Н.А.: Я думаю, что технологические новшества,
например наличие развивающего обучения, не
делают лицо школы. Родители сейчас к этому уже
привыкли. Мы пытались создать уклад школы с
помощью нескольких проектов.
Некоторые из них еще только начались, и над их
осуществлением нависла серьезная угроза. Один из
них – «Центр информационных технологий». Мы
пытались создать образовательные программы,
освоение которых осуществлялось бы с
использованием информационных технологий.
Причем это планировалось делать не только в
русле дополнительного образования, но и в
процессе преподавания основных школьных учебных
предметов. Сейчас же, когда школа получила
компьютеры, центр стали создавать только в
ориентации на дополнительные платные услуги.
Причем та партнерская организация, которая
помогала нам обучать учителей, сопровождать
деятельность центра, похоже, остается не у дел.
Проект реализуется меркантильно, топорно и,
думаю, неэффективно.
Другой проект связан с трудовым обучением,
которое всегда казалось малосодержательным.
Фартуки, табуретки, молотки... У детей не было
серьезного дела, в котором они могли бы осваивать
трудовые навыки. И вот не так давно появился
проект по созданию дизайнерских студий, где бы
дети сами планировали обустройство школьной
среды. Возникла идея создать школу с современным
дизайном и с постоянно меняющейся обстановкой.
Учитель трудового обучения два года учился
дизайну, получил второе образование. Некоторые
классы попытались украсить ту часть двора,
которая находится под окнами их школьного
кабинета, сделали свой маленький садик, посадив
цветы и кустарники. Это ведь здорово, что у
некоторых ребят появилась своя собственная
территория.
Для нас этот проект представлялся очень важным.
Часто школьные стены и мебель страдают именно
потому, что их дизайн отчужден от детей. А то, что
для детей чужое, становится предметом их
ненависти. Если же позволить ученикам
самореализоваться в школьном пространстве, то и
само пространство от этого только выиграет. Дети
сами создают и оберегают продукты своего труда. Я
сейчас работаю в другой школе и вижу, как все
буквально занято учителями, нет никакого места
для детской инициативы.
Однако судьба дизайнерского проекта в моей
бывшей школе совершенно неясна. И это самое
печальное, что заставляет думать и помнить о
школе, – нереализованные планы, еще не
состоявшееся будущее.
И.Р.: Вы всегда были, мягко говоря, в очень
неровных отношениях с районо. А что чиновникам не
нравилось? Из-за чего были конфликты?
Н.А.: В основном, думаю, из-за непонимания ими
происходящего в школе. Образ успешной
деятельности директора для райотдела
образования связан совершенно с другим. Если для
нас важна постановка собственных целей, то для
чиновника исполнение его установок более ценно.
И это даже не столько ситуация непонимания, это
другие ценности. Без поставленных целей можно
жить спокойнее, проще и, главное, материально
более выгодно. Так, кстати, и многие директора
школ действуют: сдал в аренду школьные помещения
– и живи спокойно. Никаких образовательных
замыслов и проектов не нужно.
Когда мною уже было написано заявление об
увольнении, я спросила заведующего районо: в чем
же, собственно, претензии к моей работе? Мне
откровенно назвали три причины, по которым
инициировался мой уход. Первый раз я не
послушалась начальника, когда мне предложили
уйти с работы, чтобы на мое место устроить кого-то
из депутатов. В школе уже начинали появляться
первые образовательные проекты. Мне не хотелось
оставлять начатое дело. Тогда в мою защиту
вступилась общественная организация директоров
инновационных школ. Они предложили провести
общественную экспертизу деятельности нашего
образовательного учреждения. Районо,
естественно, на это не пошло, и я продолжила
работать директором.
Вторая причина – мое стремление к финансовой
самостоятельности. Я была одним из инициаторов
этого в районе. Но стремление районовцев все
держать в своих руках не позволило ни одной школе
стать финансово самостоятельным учреждением.
Помню один из любимых упреков к директору школы:
«не владеешь информацией». Это звучит как своего
рода обвинение в непрофессионализме. Чем
централизованней власть, тем труднее добыть
информацию. А я без финансовой самостоятельности
вообще не вижу развития школы. Ведь и с
родителями невозможно разговаривать. Они деньги
считают, и, для того чтобы вкладывать в школу,
родители должны понимать ясные финансовые
условия своих вложений. В частности, знать объемы
и механизмы распределения бюджетных средств.
Сейчас мы рассказываем им про разные
образовательные проекты, но, не имея ясного
финансового расклада, они не могут это
поддержать. Отсутствие финансовой
самостоятельности – это ущемление прав не
столько школы, сколько граждан прежде всего.
Кроме того, финансовая самостоятельность
позволила бы сделать прозрачным расходование
родительских средств. Но и в этом, оказывается,
район не очень заинтересован. Ведь у них есть
интерес претендовать на родительские деньги.
Например, делается ремонт школы. Часть денег
вкладывает районное управление, часть –
родители. Но наем и оформление договоров со
строительными бригадами производят именно
районовцы. И тут степень свободы у них достаточно
высока, нет ведь никакого договора между районо и
родителями. Получается, что в этом случае они
непосредственно влияют на процесс распределения
родительских средств. Общественные финансы
осваиваются их строительными бригадами.
Третья причина – это то, что я интересуюсь
надтарифным фондом. Надбавки на фонд
заработанной платы каждой школы контролирует
непосредственно управление образования. По этой
причине у нашей школы никогда не было летнего
надтарифного фонда. Да и в процессе всего
учебного года весь надтарифный фонд очень
странно распределялся. Сейчас, например, при
новом директоре, этих денег стало в несколько раз
больше, чем во время моей работы в школе. Мы
никогда не получали положенные 25% от общего фонда
заработанной платы, и у меня не было возможности
стимулировать инновационную деятельность
педагогов. Я спрашивала у экономистов, почему в
одних школах надтарифный фонд 18000 рублей, а в
других только 2500. Они считали, что я сую нос не в
свои дела. В результате возникали конфликты.
Очевидно, что собственно содержание образования
районо мало интересует. Им лишь важно, чтобы
район занимал призовые места в городе и был, что
называется, на уровне. Остальное –
несущественно. Но беда в том, что если школа
встает на путь изменения содержания образования,
то рано или поздно меняется и уклад школьной
жизни. Возникает потребность в самостоятельном
принятии решений. А вот этого-то районо допустить
не может.
Ведь большинство из них привыкли не преодолевать
трудности, а работать на том уровне, который им
наиболее комфортен и доступен.
И.Р.: А какие у них способы давления на
директора школы?
Н.А.: Основной способ – присоединение к
конфликту. Инновационная школа часто попадает в
конфликтные ситуации. Там, где рождаются новые
нормы отношений детей и взрослых, неизбежны
пробы, правильные и неправильные действия. Я
попала в судебную ситуацию. И, вместо того чтобы
поддержать своего работника, районо было не на
моей стороне. Несмотря на то что у меня есть
разные награды, звания и школа имеет огромное
количество достижений, районовцы сочинили мне
такую характеристику, что с ней просто
невозможно куда-либо пойти. Конечно, все
закончилось благополучно, но после такого
давления я просто не могла оставаться работать
на прежнем месте и во время летнего отпуска
написала заявление об уходе.
Да и раньше применялись разные способы давления.
Например, чиновники не только реагировали на
любые анонимки, но и сами инициировали жалобы.
Позвонит кто-нибудь в районо, чтобы
поинтересоваться, почему в такой-то день один из
классов не учится. А те нет чтобы выяснить, в чем
дело, предлагают написать жалобу: дескать, иначе
они обращения граждан не рассматривают. В итоге
общее количество обращений по поводу нашей школы
растет и считается негативом.
Однажды к нам с проверкой пришел инспектор из
налоговой инспекции и спросил: «А почему районо
не может справиться, почему нас вызывает?»
Пожарники, СЭС, кто только у нас не бывал...
Районовцы вызывали именно те фискальные органы,
по итогам проверок которых на директора может
быть наложен штраф. Сейчас в школе обстановка
хуже, но проверки проходят в присутствии
сотрудника районо, который прикрывает школу от
того или иного инспектора. В мое время никогда
такого не было.
Еще одно важное дело для районо – проведение
совещаний директоров, где каждая школа должна
«прозвучать» в той или иной тональности. И если
районо к школе неблагосклонно, тон этот
становится не в пользу образовательного
учреждения. Акценты расставляются так, как это
нужно органу управления. Начинаются разговоры,
домыслы, которые так или иначе влияют на
отношение профессионального сообщества и
граждан к школе.
Еще один способ давления – ущемление в области
повышения квалификации. Ведь именно районо
решает, на какие курсы, когда и каких учителей
следует послать учиться. Естественно, что
учителям нашей школы, да и мне самой редко
позволялось посещать курсы повышения
квалификации. Не говоря уже о поиске финансов на
учебу, мы очень редко получали помощь от районо.
Чтобы ездить на курсы, приходилось использовать
время отпуска.
Так же и с материально-техническим оснащением. В
условиях отсутствия прозрачной системы
распределения средств лучшее доставалось лишь
«любимым» школам.
И.Р.: А может ли школа как-то защитить свою
самостоятельность от нападок чиновников?
Н.А.: Самостоятельность нашей школы появилась
благодаря шефству. Это был один крупный завод.
Его директор относился ко мне как к равному
управленцу. Поэтому отношения «школа – шефы»
были совершенно иные, чем отношения «школа –
районо». Когда шефы помогали нам, районо не было
тем мелким бароном, каким является сейчас.
Думаю, что и инновации в школе появились
благодаря шефам. Ведь это они поддержали нас в
наших начинаниях. Шефов интересовала не только
материальная помощь школе, но и содержательная.
Они пытались разобраться в приоритетах нашей
образовательной программы, мне приходилось
постоянно объяснять, что означает то или иное
педагогическое понятие. Родители учеников,
которые работали на заводе, принимали участие в
различных школьных делах. А когда шефство
прекратилось, начались нападки со стороны отдела
образования.
Но в то же время стала появляться общественная
поддержка школы. Консультанты, научные
работники, предприниматели, родители
становились нашими партнерами. И это во многом
сдерживало нападки. Мы даже создали
попечительский совет, однако еще не успели его
вырастить, сделать так, чтобы мнения попечителей
уравновешивали мнения чиновников.
И.Р.: Получается, что защита современной
школы от произвола чиновников – это развитие
попечительства?
Н.А.: Думаю, да. Сейчас сами попечители должны
ощутить себя защитниками школы. Им еще предстоит
осознать, насколько сильно ущемляются их
собственные интересы в условиях подчас скрытого
давления со стороны чиновников.
Кроме того, директора школ должны быть готовы к
передаче части своих полномочий. Прежде всего
это определение стратегических направлений
развития школы, выбор содержания образования.
Пусть попечители скажут: вот на это необходимо
тратить столько денег, а это направление
бесперспективно. Попечители должны оценивать
реальность тех образовательных замыслов,
которые мы им предлагаем.
Понятно, что основное полномочие попечителей –
согласование кандидатуры директора в процессе
назначения. Это вполне возможно, и у попечителей
здесь есть интерес, но препятствия со стороны
чиновников слишком велики.
Еще один важный момент – финансы. Без
самостоятельности школ и прозрачных схем их
финансирования попечительство вряд ли
эффективно.
И.Р.: Скажите, а каким образом можно достичь
расширения полномочий попечителей?
Н.А.: Думаю, что сами попечители могли бы это
сделать, если их деятельность не будет
замыкаться только рамками школьных
попечительских советов. Нужны специальные
гражданские объединения муниципального или
регионального уровня, решающие вопросы
образования и оказывающие влияние на
образовательную политику. Современная ситуация
в образовании такова, что изменения в школе могут
возникнуть только при влиянии извне, чего никак
не могут обеспечить чиновники. И, что самое
главное, общественное управление образованием –
условие не только поддержки и развития нашей
сферы, но и механизм, обеспечивающий сохранение
школы как социально важного института. Иначе
директора не смогут продолжать начатые ими
проекты. А как по-другому сделать нынешнюю школу
современной и нужной гражданам?
Мы надеемся, что публикация фрагмента разговора
с Натальей Александровной как-то поспособствует
снижению рвения чиновников определять все и вся.
Модернизация образования – дело, может, и нужное,
но вряд ли возможное без сильных и
самостоятельных директоров школ.
|