Симон СОЛОВЕЙЧИК
Свобода внутреннего человека
НАВЕРНОЕ, ВОСПИТАНИЕ только тогда и
станет воспитанием, когда мы научимся общаться с
внутренним человеком, скрытым в каждом ребенке.
Когда перестанем – или почти перестанем –
думать о поведении, а полностью сосредоточимся
на внутреннем человеке.
О свободе написаны тысячи книг, о свободном
воспитании – сотни, но мне никогда не
приходилось держать в руках книги о воспитании
внутренней свободы, хотя термин «внутренний
человек» встречается и в Новом Завете: «...Крепко
утвердиться Духом Его во внутреннем человеке» (Еф.
3, 16).
Внутренний человек!
Ведь это лишь кажется, что в класс приходят
девочки и мальчики в джинсах; в действительности
к нам собираются внутренние человеки – у каждого
ребенка свой мир чувств, мыслей, желаний и забот,
у каждого внутреннего человека своя биография,
нам неизвестная, каждый живет в другом мире,
которого мы не видим и не чувствуем.
Мы беремся воспитывать детей, принимаем на себя
ответственность за воспитание, мы лепим ребенка
не по Божиему, а по своему образу и подобию, по
своему усмотрению, даже не задумываясь о том
внутреннем человеке, который рядом с нами. Как, по-видимому,
мала та доля детского внутреннего человека,
которая доступна нашему пониманию и чувству...
Ведь чувствуем-то мы по аналогии: я в этом случае
чувствовал бы то-то; очевидно, и ребенок
чувствует то же самое. А у него все другое, его
внутренний человек совсем по-другому устроен, и в
результате вечная жалоба: «Родители меня не
понимают». И школа не понимает. И никто не
понимает.
Ребенка это просто изумляет: ну что же тут
непонятного? Ведь он-то сам живет в своем,
открытом ему внутреннем мире, он-то со своим
внутренним человеком сроднился, он для себя весь
на виду – ему кажется, что и он всем открыт, для
всех прозрачен, – что ж тут не понимать?
Поэтому-то взрослые и кажутся детям страшно
глупыми людьми. Дети не могут понять, что это не
глупость, а неспособность. Поэтому-то и рождается
плач Татьяны Лариной: «Никто меня не понимает... и
молча гибнуть я должна».
Тут самое страшное слово – «молча». Если никто не
понимает, то никому не пожалуешься, не крикнешь,
не позовешь на помощь: вот он, конец, вот гибель, –
а рот заткнули, и молчи, и ни звука... Мир выступает
здесь как насильник, зажавший рот своей жертве.
Эту же трагедию переживают едва ли не все дети;
потому-то друг, подружка, дружба – главное в
жизни ребенка и особенно подростка. Дружба детей
– это соединение, встреча внутренних человеков.
Это спасение. Потому-то дружба, как не раз было
отмечено, и бывает настоящей лишь в юности, когда
внутренний человек еще открыт. Позже с ним что-то
происходит: в одних он засыпает, если не умирает,
в других одевается в броню, а в третьих навсегда
остается обнаженным и трепыхающимся, живым – вот
им-то и труднее всего живется на этом свете.
Вот где опасность: внутренняя свобода может
обернуться одиночеством, пустотой вокруг – и
тогда она невыносима. Мы же из крайности в
крайность: или презренная толпа, коллектив,
полное исчезновение индивидуальности,
заглушение внутреннего человека – или полная
свобода от всех, то есть отсутствие человека
рядом, отсутствие даже и нужды в таком человеке,
отсутствие потребности в привязанности и дружбе.
Наверно, внутренне свободные люди вырастают
прежде всего в добрых, дружных семьях, где все
зависят друг от друга – и не зависят.
А может быть, есть два типа внутренней свободы:
свобода, взращенная в тепле, и свобода,
взращенная в холоде? Печорин, судя по всему,
принадлежал ко второму типу внутренне свободных
людей.
Спрашивают: как же воспитать свободного человека?
Очевидно, теплом. Свобода требует затрат
человеческой энергии, и одни люди добывают
свободу на собственной энергии, а у других
свобода сохраняется, выживает, укрепляется за
счет энергии близких, в том числе и воспитателей.
Однако это же тепло может сделать человека
зависимым, нестойким, изнеженным, а не свободным.
Так что же, значит – мера? Немножко тепла,
немножко холода? Золотая середина?
Но в педагогических делах не должно быть ничего
отмеренного, здесь всякая расчетливость опаснее
безрассудства. Сколько я видел хороших родителей
и учителей, все они отдаются детям безмерно, все
совершают какие-то неразумности, все бесстрашны
перед будущим, все ответственны, но не боятся
ответственности. Таких-то и любят дети больше
всего.
Это наблюдение или, может быть, даже это правило
очень важно помнить, когда мы говорим о
воспитании свободы.
Свобода безмерна, неограниченна. Хотя, конечно,
свободы может быть больше или меньше, но эта
величина не отмеривается, не педагогическими
соображениями задается, а естественно
определяется величиной, степенью внутренней
свободы воспитателя. Чем шире душа, чем вольнее
дышит сам воспитатель, чем сильнее он как человек,
чем острее его совесть – тем больше свободы он в
состоянии предоставить ребенку, а вместе со
свободой и тепла.
Бывает, что дети или даже целые школьные классы
как бы вырываются на свободу, сбрасывают с себя
иго, полностью выходят из подчинения.
Свободны?
Нет.
И теперь понятно, почему это обычно не доводит до
добра и самая вольная вольница не дает свободных
характеров, – потому что без тепла, в ожесточении,
в сопротивлении развивается внутренняя агрессия
– сначала против мира, потом против себя самого.
Агрессия же несовместима со свободой.
Колонка Симона Соловейчика
публикуется по материалам сборника «Воспитание
школы». Книгу можно заказать непосредственно в
редакции. Для этого необходимо прислать
письменную заявку на адрес редакции (в любой
форме), с указанием количества экземпляров и
обратного адреса.
Стоимость книги с учетом доставки – 46 руб. По
вопросам оптовой закупки: тел. 249 28 77.
|