ГОСУДАРСТВО ДЕЛАЕТ СТАВКУ НА ОБРАЗОВАНИЕ

За два дня до наступления нового, 2002 года было подписано распоряжение Правительства Российской Федерации, одобряющее подготовленную Министерством образования Российской Федерации с участием заинтересованных федеральных органов исполнительной власти Концепцию модернизации российского образования на период до 2010 года. В летописи отечественного образования начала заполняться, таким образом, очередная десятилетняя страница – под официально утвержденным заголовком "Модернизация". Заодно и предыдущая, уходящая в историю десятилетняя страница тоже получила красноречивый и в целом справедливый заголовок – "Самовыживание". Описание механизмов перехода из режима самовыживания в режим модернизации и составляет содержание Концепции.

Понятие "самовыживание" вводится в таком контексте: "...произошедший в 90-х годах общесистемный социально-экономический кризис существенно затормозил позитивные изменения (1990-1992. – В.Б.). Государство во многом ушло из образования, которое вынуждено было заняться самовыживанием, в значительной мере абстрагируясь от реальных потребностей страны. В современных условиях образование более не может оставаться в состоянии замкнутости и самодостаточности".
К сожалению, потребовалось десять лет, чтобы стало ясно: так называемый "общесистемный социально-экономический кризис" не должен был вынуждать государство "во многом уйти из образования", которому пришлось "заняться самовыживанием" и даже абстрагироваться от "реальных потребностей страны". Только теперь государство, собственными руками сделавшее целую отрасль (и какую!) маргинальной, сознательно ушедшее из нее, полностью игнорировавшее ее нужды в течение десятилетия, убеждается, что у него самого, у государства, без образования и вне образования нет будущего:
"В переходный период своего развития страна должна разрешить свои назревшие социальные и экономические проблемы не за счет экономии на общеобразовательной и профессиональной школе, а на основе ее опережающего развития, рассматриваемого как вложение средств в будущее страны, в котором участвуют государство и общество, предприятия и организации, граждане – все заинтересованные в качественном образовании... Активными субъектами образовательной политики должны стать все граждане России, семья и родительская общественность, федеральные и региональные институты государственной власти, органы местного самоуправления, профессионально-педагогическое сообщество, научные, культурные, коммерческие и общественные институты".
Уже первый этап планируемой деятельности будет посвящен стабилизации образования – то есть дословно тому же, с чем обращалось Минобразования России в Правительство в 1991-1992 годах. Поневоле начнешь думать, что российская история, в отличие от европейской, движется не по спирали, а по циклоиде.
Итак, государство возвращается на "родное пепелище". Картина его удручающа:
"Устаревшее и перегруженное содержание школьного образования не обеспечивает выпускникам общеобразовательной школы фундаментальных знаний, важнейших составляющих стандарта образования наступившего века: математики и информатики (включая умения вести поиск и отбор информации), русского и иностранных языков, базовых социальных и гуманитарных дисциплин (экономики, истории и права). Профессиональное образование, в свою очередь, еще не способно в должной мере решить проблему "кадрового голода", обусловленного новыми требованиями к уровню квалификации работников. В то же время многие выпускники учреждений профессионального образования не могут найти себе работу, определиться в современной экономической жизни. В условиях экономического расслоения общества все эти недостатки системы образования усугубились неравным доступом к качественному образованию в зависимости от доходов семьи".
Вынужденное многолетнее инкапсулирование образования, его не раз уже помянутое "абстрагирование от реальных потребностей страны" привело к тому, что внутри него самого стал развиваться собственный общесистемный кризис, и государству не остается ничего иного, как предстать врачом у постели тяжелобольного пациента: изучить анамнез, поставить диагноз, назначить лечение. Такое позиционирование государства по отношению к образованию происходит в новейшей истории России впервые – и тем оно знаменательней: "Интересы общества и государства в области образования не всегда совпадают с отраслевыми интересами самой системы образования, а потому определение направлений модернизации и развития образования не может замыкаться в рамках образовательного сообщества и образовательного ведомства".
Избранный государством курс лечения известен: отказаться от хирургического вмешательства, то есть реформы (пациент уже даже наркоза не выдержит), применить интенсивную терапию – "модернизацию" (изменение, усовершенствование, отвечающее современным требованиям).
Но дело-то как раз в том, что у России уже имеется богатейший опыт модернизации (скорее, попыток ее осуществить), и в этом смысле термин "модернизация" отнюдь не эквивалентен простому "осовремениванию", поскольку влечет за собой целый шлейф культурно-исторических аллюзий и коннотаций.
В исторической науке под модернизацией в широком смысле понимается процесс преодоления традиционализма, а в узком – процесс создания индустриального общества: промышленный переворот и формирование буржуазных отношений. Первыми крупными русскими "модернизаторами" были Алесей Михайлович (во многом невольно) и его сын Петр (совершенно сознательно). Огромный шаг был сделан Александром Вторым. В XX веке попытку модернизации страны через создание системы государственного капитализма (под вывеской совершенно к этому непричастного социализма) сделал Сталин. Сейчас мы переживаем новую попытку модернизации (речь здесь идет, понятно, не только и даже не столько об образовании, а обо всём социально-экономическом укладе). В этом контексте модернизация означает безусловное признание страной, осуществляющей этот процесс, своей отсталости по сравнению с теми странами, которые этот этап уже миновали. В политической терминологии модернизирующихся стран неизбежно появляются выражения типа "развитые или передовые государства", которые нужно "догнать", а в отношении самих себя говорится об "отставании" в той или иной сфере, о неконкурентоспособности своей экономики, профессиональных кадров и т.д.
В широком смысле слова, как было отмечено, модернизация означает отказ от традиционализма, т.е. от тех "родных корней", которые мешают процессам европеизации (атлантизации, глобализации, а на бытовом уровне – отказ от великодержавности, мессианизма, духовного превосходства и многого другого, что так греет душу адептам российской (русской, татарской, якутской и др.) исключительности).
Взглянув на Концепцию с этой точки зрения, мы убедимся, что она составлена в идеологии классической модернизации. Уже первая фраза документа исключает иное толкование позиции его авторов: "Роль образования на современном этапе развития России определяется задачами ее перехода к демократическому и правовому государству, к рыночной экономике, необходимостью преодоления опасности отставания страны от мировых тенденций экономического и общественного развития".
Однако впервые в документе такого политического уровня и социального значения применяется аргументация в пользу существенных изменений в системе российского образования не на основе консервативно-охранительных "лучших отечественных традиций" (этих и подобных слов в Концепции вообще нет), а с учетом объективных общих тенденций мирового (евроатлантического, глобального) развития.
- В частности, ускорение темпов развития общества, расширение возможностей политического и социального выбора вызывают необходимость повышения уровня готовности граждан к такому выбору;
- переход к постиндустриальному, информационному обществу, значительное расширение масштабов межкультурного взаимодействия делает необходимым воспитание детей коммуникабельными и толерантными;
- возникновение и рост глобальных проблем, которые могут быть решены лишь в результате сотрудничества в рамках международного сообщества, требуют формирования и соответствующего мышления у молодого поколения;
- динамичное развитие экономики, рост конкуренции, сокращение сферы неквалифицированного и малоквалифицированного труда, глубокие структурные изменения в сфере занятости – вот что должно определить постоянную потребность людей в повышении своей профессиональной квалификации и переподготовке, сделать их профессионально мобильными;
- наконец, такой фактор, как возрастание роли человеческого капитала, который в развитых странах составляет 70-80% национального богатства, должен и у нас обусловить интенсивное, опережающее развитие образования как молодежи, так и взрослого населения.
Изложенные тезисы с неизбежностью приводят к формулированию той "сверхзадачи", решение которой может быть обеспечено через модернизацию образования. "Развивающемуся обществу, – постулирует Концепция, – нужны современно образованные, нравственные, предприимчивые люди, которые могут самостоятельно принимать ответственные решения в ситуации выбора, прогнозируя их возможные последствия, способны к сотрудничеству, отличаются мобильностью, динамизмом, конструктивностью, обладают развитым чувством ответственности за судьбу страны". Речь действительно идет не больше и не меньше как о "формировании новых жизненных установок личности" – личности именно атлантического (а не традиционалистского) типа. И, чувствуя, что декларируемые ими "новые жизненные установки личности" новы прежде всего для самого общества, детей которого в соответствии с ними должны учить учителя, для которых эти установки также совершенно новы, авторы Концепции специально отмечают: "Осуществление модернизации образования затрагивает каждую российскую семью. Суть изменений в образовании, их цели, направления, методы должны регулярно разъясняться населению, а результаты общественного мнения – пристально изучаться органами управления образованием и руководителями образовательных учреждений и учитываться при проведении модернизации образования".
Это своеобразная подпорка весьма симптоматична. Во-первых, она нашла место почти рядом с утверждением, что "определение направлений модернизации и развития образования не может замыкаться в рамках образовательного сообщества и образовательного ведомства". "Не может" – и тут же замыкается на органах управления образованием и руководителях образовательных учреждений. А во-вторых, она заставляет обратить взгляд в недавнее прошлое: "пристальное изучение и учет" общественного мнения вполне может привести (как это и бывало не раз) к превращению процесса из режима "как лучше" в режим "как всегда".
Причина этих многочисленных фиаско хорошо известна из политграмоты недавней эпохи: мысль становится материальной силой, лишь когда овладевает массами. Все же попытки модернизации осуществлялись как "революции сверху" и не имели зрелой основы в общественном сознании. И наша модернизация образования как частный случай общего процесса может столкнуться с той же бедой. К чести авторов Концепции, идея о государственно-общественной природе предстоящих перемен – сквозная для всего документа. Но насколько созрел сегодня этот самый субъективный фактор – как в корпоративном образовательном, так и в размытом, атомизированном общественном сознании?
Значение этого ключевого вопроса еще более усугубляется, если мы подумаем о России не как о пресловутом "едином образовательном пространстве" (многим представляющемся одномерным, гомогенным и насквозь контролируемым при помощи законодательных, правовых и нормативных актов), а как о сложнейшем социокультурном, этнодемографическом и культурно-историческом организме, жизнь которого в конечном счете и определяет успех или неуспех всех реформ и модернизаций.
Авторы Концепции не сообщают, как традиционные народы России (значительная часть русского населения и десятки других народов, до сих пор живущих в неурбанизированном обществе) переживут модернизацию образования, если у их детей будут сформированы "новые жизненные установки личности" и они перестанут быть потомками своих предков. Ведь если называть вещи своими именами, речь идет о сознательной и добровольной смене исторически сложившейся, но в нынешних условиях неконкурентоспособной ментальности на другую, по имени прагматизм, если понимать его как совокупность действий, направленных на достижение реальных результатов, без попыток подогнать эти действия под существующие теории (см. Новейший словарь иностранных слов и выражений, 2001).
По большому счету, перед нами Концепция модернизации не образования России, а России средствами образования. Модернизируясь само, образование должно сыграть роль инструмента модернизации общества. В качестве мастера, настраивающего и применяющего этот инструмент, государство видит себя и "всех остальных", а в качестве объектов модернизации – только этих "остальных". Государство поняло социообразующую роль образования и сделало ставку на него. Примет ли эти правила игры многоликая Россия и согласится ли она, взяв пример со своих европейских соседей, сменить свою национальную российскую (в европейском же смысле слова) идентичность, которая к тому же еще и не сложилась?
Итак, перед нами не рядовой инновационный проект. Его успешное осуществление обещает гораздо больше того, что написано на тридцати страницах Концепции. Без преувеличения можно утверждать, что мы действительно стоим у порога культурно-исторического, даже цивилизационного сдвига в отечественной истории – независимо от того, сознаем мы это или нет. Через этот порог многие десятки стран уже давно перешагнули. Некоторые этого почти не заметили, настолько естествен был для них этот шаг. Другие "принимали политические решения". Мы – из последних, самых колеблющихся. Мы до сих пор не поняли, кто мы – европейцы, азиаты, евразийцы или самодостаточные россияне.
Успешная реализация (как и любой другой итог) Концепции модернизации российского образования очень поможет нам с этим определиться.