ДЕТСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ ШКОЛОЙ

ЗАЧЕМ ПИСАТЬ ЗАКОНЫ

Александр ТУБЕЛЬСКИЙ,
генеральный директор НПО
"Школы самоопределения"

Слово директора

В этом сборнике собраны законы, придуманные, написанные и принятые ребятами и учителями московской школы № 734 в 1989-1996 гг.
Педагогический смысл работы над школьным законодательством заключается в накоплении опыта демократического поведения у взрослых и детей в условиях большой школы, где учатся тысяча ребят, работают сто пятьдесят учителей, воспитателей и сотрудников. В школе с 1987 г. ведется эксперимент по созданию условий для содействия ребятам в осознании своей индивидуальности, самообразовании и созидании собственной личности.
Рядом со словом "самоопределение" (самым важным в нашей школе: сам себя определяю, сам себе определяю пределы и достигаю их) стоит другое слово, широко сейчас распространенное, – "свобода".
Когда наша школа началась, все гости говорили: "У вас, конечно, дети свободные, но распущенные". Первая реакция несвободного существа на свободу не может быть другой (мы, собственно, и видим это за окном). Когда сняты внешние барьеры, человек вырывается на свободу и крушит все, не понимая, что теперь барьеры должен ставить себе он сам.
При настоящей свободе нельзя обойтись без того, чтобы у человека не сформировалось уважение к самому себе. Мы привыкли говорить: научись уважать других, а потом требуй уважения к себе. Мне кажется, что формула другая: уважай себя и через это, понимая, что другой человек тоже уважает себя, не унижай его. Вот это я и вкладываю в понятие достоинства.
Достоинство – это уважение себя, это неприятие всего, что унижает человека, в ком бы то ни было – в себе или в других. Я, правда, долго не пользовался этим словом, а потом начал понимать, что распущенный ребенок, который пользуется свободой, как раб, вырвавшийся из клетки, часто не имеет представления о том, что у него на самом деле может быть свое достоинство. Он так много слышит о достоинстве других (часто это просто болтовня) и так мало о том, что у него самого оно может быть. Что оно должно быть! Так часто его унижают, а он не всегда даже подозревает об этом. Он привык, что каждый взрослый может сделать ему замечание только потому, что он мальчишка. И он не думает, а мы не помогаем понять, что он изначально равен взрослому, что в него также вложили душу.
В школе его унижают тем, что сообщают родителям о его неуспехах, его промахи обсуждают при всех, его постоянно сравнивают с другими. Но он не думает, что это унижает его достоинство. Его учат, что так и положено ученику. Постепенно растет убеждение, что при этих взрослых, при таких порядках надо вести себя так, как они хотят, и ждать, когда удастся вырваться на свободу, когда никто не будет видеть и можно позволить себе все.
Мы понимаем, что каждый из наших ребят – отнюдь не потомок английского лорда, который живет так же, как прожили его отец, дед и прадед, – в уважении к собственному достоинству, когда в семейной картинной галерее видишь своего прадеда, героя Ватерлоо. Наши ребята живут в то время, когда произошел обрыв традиционно-семейных, родовых связей. Кто же тогда поможет им сохранить и развить свое достоинство? Наверное, школа. Или (с учетом того культурного безобразия, которое творится кругом) только школа!
Сразу вопрос: а кто будет воспитывать достоинство? Кто будет создавать в школе такой дух или такую атмосферу, или такие условия, где можно воспитывать человека с достоинством? При всем моем уважении к коллегам-учителям я понимаю, что и о своем достоинстве раздумывать им часто недосуг.
У каждого очень большой опыт унижения достоинства. Не раз приходилось прятать свою совесть и достоинство в карман.
Теперь у нас этого в школе, пожалуй, нет – приучились. Но несколько лет назад я наблюдал, как родители входили в мой кабинет не прямо, а сгибаясь.
Жизнь научила, что визит к начальству требует этой согбенности. Они заранее знают, что им откажут, что человек в кабинете почему-то выше их. Почему – они понятия не имеют. Потому, наверное, что у него должность, стол. И они входят согнувшись, заранее свое достоинство спрятав. И сегодня, входя в новые кабинеты или в старые кабинеты с новыми начальниками, мы также вынуждены прятать свое достоинство. Мы не распрямили еще плеч.
Кто же, какие учителя помогут ребенку развивать, сохранять свое достоинство? Поэтому стоит задача поднимать, развивать чувство собственного достоинства и в учителях.
Мы пересмотрели все в школе и от многого отказались. Например, мы отказались от педсоветов. Организационно-распорядительные функции, которые были у педсовета, передали совету школы, а он избирается всеми, да еще и тайным голосованием. Там есть учителя, есть ребята, есть родители. Свои профессиональные вопросы учителя обсуждают на пленумах, в проблемных группах. Есть группа, которая занимается технологией формирования понятий (безотносительно к предмету), есть группа, которая занимается проблемой рефлексивного сознания у младших ребят. Объединяются в группы только те, кто хочет работать над проблемой. Их находки и результаты мы обсуждаем на пленумах.
Наши гости говорили, что это совсем иной уровень коллектива, иной уровень заинтересованности, но через несколько лет мы увидели, что многие привыкли к этому, кто-то стал снимать пенки, появились любители поговорить, продемонстрировать свою эрудицию. Но мы потому еще отказались от пленумов, что для достоинства учителя это плохо – ощущать себя неполноценным или выше других. Сейчас думаем над иными формами общения в коллективе, которые не были бы обязательными.
Но совсем без профессиональных сборов нельзя, ведь когда люди начинают искать что-то новое, им необходимо делиться.
В центре внимания человек, и трудно вести поиск одному математику. Он должен работать вместе с учителем изобразительного искусства, черчения, музыки…
И тогда получается естественная кооперация, она возникает из общей задачи. Учитель чувствует себя уверенно, он идет на контакт не по должности, не потому, что так принято, а потому, что этого требует его дело.
Говорят: надо создать закон о достоинстве учителя, государство должно защищать достоинство учителя. Но это, с моей точки зрения, нелепость. Во-первых, непонятно, как государство защитит учителя, никогда в жизни не слышал, чтобы государство защитило достоинство учителя, или инженера, или врача, или писателя (мы пока что видели обратное). Я не убежден, что это можно сделать принуждением.
Запретить ученикам унижать наше достоинство – вещь бессмысленная. Признавать достоинство других людей вне зависимости от их статуса, возраста, класса или успеваемости можно, только имея внутреннее достоинство.
Поэтому наш школьный закон о защите чести и достоинства не разделяет достоинство учителя и достоинство ученика. Подлость, хамство, воровство, оскорбление словом одинаково неприемлемы как для учителя, так и для ученика. И другие наши законы: закон о правах и обязанностях личности в школе, и школьная Конституция, и любые, даже самые частные – закон о борьбе с вандализмом, например, одинаково обязательны для учителей и для учеников.
Все то, что закон провозглашает в отношении личности, он не разделяет по сословиям.
Дело учителя – поддерживать достоинства ученика, дело ученика – поддерживать достоинство учителя. Не потому, что это учитель и ученик, а потому, что мы люди.
Пять лет назад я попросил ребят в одном классе написать, могут ли они вспомнить случай, когда в школе унижали их достоинство.
Наша школа более или менее благополучная, бесчеловечных выходок не было, и я думал, что будут какие-то отписки – не о чем будет писать.
Оказалось, что и в этом классе, и в других, где провели потом такой опрос, было огромное количество случаев унижения: "Мои товарищи называют меня по фамилии, это унижает мое достоинство", "Старшеклассники толкают меня в коридоре", "Почему старшеклассники в буфете не занимают очередь, а лезут через голову?"
Тогда я позвал старшеклассников и мы решили провести общее собрание. Попытались как-то классифицировать записочки ребят, неподписанные, конечно.
Мы вместе раскладывали их стопками в кабинете на ковре и вместе удивлялись тому, что так чувствительны наши ребята (мы не знали этого), и тому, что унижений так много. Когда собралась вся школа, из разных концов зала стали читать эти записочки, все были поражены. Возникла идея: давайте придумаем закон, обязательный для всех, пусть в нашей школе достоинство защищается.
Было много разных вариантов на сборе и в классах. Теперь каждый год мы немного добавляем этот закон. Он живет. Есть Суд чести, а до этого был Совет справедливых. Но это лишь условия.
Дух уважения к человеку, помощи друг другу культивируется в нашей школе, хотя не скажу, что он окончательно восторжествовал. Меня не утешают восторги учеников и родителей, которые приходят к нам из других школ и говорят: "У вас другие ребята".
Другие. Пусть наших ребят меньше поступит в институты, пусть мы недоучим чему-нибудь из молекулярной генетики или у учеников будут ошибки в сочинениях (но очень не хочется), главное все же, чтобы они могли протянуть руку другому. Чтобы они, сознавая свой интеллект, свои возможности, могли понять другого человека, даже и не с таким высоким интеллектом, и не с такими способностями. Чтобы у них никогда не было высокомерия по отношению друг к другу. Чтобы у ребят, слабых в чем-то, не было чувства ущербности, униженности перед теми, кто много знает, кто не боится выйти на сцену (у нас шесть театров в школе). Чтобы у них не было злобы на ребят, которые в чем-то успешнее.
Для меня это в сто раз важнее.
Что работает на дух школы?
Я могу сказать коллеге: пусть ребята участвуют в создании правил школьной жизни, без этого духа школы не бывает.
Посоветую: делай так, чтобы предметы вертелись не вокруг основы науки, а вокруг человека. Хочешь создать дух школы, отмени контроль и руководство, замени его управлением.
Но есть нечто такое, что не позволяет перевести ответ на этот вопрос и конкретные действия. Раз в год мы проводим семинар для коллег-директоров "Управление инновационными процессами в школе". Я не читаю лекции, директора рядом со мной пытаются понять, что я делаю. Пока я показываю планы, бумаги – живой интерес. Но вот я захожу в класс, общаюсь с ребятами, кого-то глажу по голове, у кого-то вижу опечаленное лицо, с кем-то пошучу, а кого-то осмеять могу. И минут через пятнадцать мои коллеги отстают от меня и начинают заниматься более важными, на их взгляд, делами. Почему отношения им кажутся не столь важными? Видимо, несмотря на то что многие признают: ребенок равен взрослому во всем (за исключением одного – у него меньше опыта), – они этого не чувствуют.
Это не сущность их мировоззрения, а только слова. И я даже не знаю, можно ли воспитать в себе чувство равенства.
Наверное, можно, только коренным образом переделав себя. Не программу надо менять, не методику, не форму, а себя. Это очень трудно и очень больно. Но дух школы создается во многом именно чувством равенства.
Сначала мы написали в нашем законе о правах и обязанностях учителя и ученика: "Ученик может уйти с урока, если ему это нужно, объяснив причину учителю". После обсуждения исправили: "Не объясняя причину".
Это был для меня показатель выросшего достоинства ребят, они увидели: им изначально здесь доверяют, их заранее ни в чем не подозревают. Может быть, из таких тонких установлений и складывается дух школы.