ЗНАЕМ ЛИ МЫ, ЧТО ТАКОЕ ДЕМОКРАТИЯ?

Симон СОЛОВЕЙЧИК

Нужна ли нам демократия?
Чтобы построить нормальную жизнь, ребенок и взрослый нуждаются в объяснении самому себе: нужно ли это? Демократию можно отвергнуть, если не пытаться раскрыть ее смысл, но так можно разрушить собственный дом, если не знать, как он устроен, можно убить себя, если не знать, что вредно, а что полезно. Чтобы жить, надо знать. На то и школа. Когда-то Николай Бердяев писал, что человеческой свободе предшествует «воспитание к свободе». А возможно ли воспитание к демократии? Если бы была такая школа – школа демократии, то первый урок в ней мы бы предложили провести Симону Львовичу Соловейчику. Что мы и делаем. Учитесь для демократии.

Слова «демократия», «демократы», «демократический» так быстро ворвались в нашу жизнь и заполонили язык, что мы и не замечаем странной истории: мы всей страной, толкаясь и сшибая друг друга, гоняемся за демократией, но никто не знает, что же это такое. Все спрашивают друг друга: есть ли у нас демократия? Мы ведь не жили при демократии, не видели ее воочию, мы даже не читали ни одной книги или брошюрочки, в названии которых стоит слово «демократия», – кажется, таких изданий на русском языке и нет, если не считать ругательных сочинений о западной демократии с обязательной приставкой «лже». А если не «лже» – что о ней известно?
Большинству людей уточнений и не нужно. Демократия – это что-то хорошее, а если ничего хорошего нет, значит, это не демократия, – вот и вся философия, впрочем, не такая уж и ложная. Другие обходятся заявлениями типа «демократия – это необъяснимо» или говорят, что они вообще не любят определений и не доверяют им. У нас у всех сейчас аллергия к социальным теориями и построениям, иначе и быть не могло. Если семьдесят лет жить по некому учению, а потом внезапно обнаружить, что оно ложно, то поневоле возненавидишь все учения. Это излюбленный ход нынешней публицистики: мол, вся беда прошлых лет из-за того, что строили жизнь по схеме, по учению, по теории, – долой все учения и теории, давайте жить как придется.
Все это понятно, и причины понятны, и цели – если они есть. Обычно такие аргументы выставляют теперь против демократии – мол, хватит нам идей.
Однако… однако теория теории рознь, и все-таки это интересно: ну что же такое демократия, о которой столько говорят? А вдруг она вовсе не то, что мы думаем о ней, вдруг она не даст нам того, чего мы ждем от нее, вдруг мы понимаем это слово и это явление совсем не так, как во всем мире понимают? И, ожидая невозможного, вновь вместо небывалого счастья приобретем массовый психоз разочарования?
Похоже, дело идет к тому.

Если прислушаться к обыденным разговорам о демократии в современном нашем обществе, то можно обнаружить четыре группы, четыре плоскости представлений о ней.
Первая плоскость сравнима с ДЕТСКИМ отношением к жизни: «можно – нельзя», «разрешено – запрещено»; если то, что прежде было нельзя, теперь можно, то это считается демократичным. Раньше нельзя было бранить правительство, теперь можно – чем не демократия? Раньше было запрещено митинговать на площадях, сегодня разрешается – вот она, демократия в действии.
Вторая плоскость чисто ПОДРОСТКОВАЯ – неутолимая страсть к самовыражению: «дайте мне слово». Новый вид очереди возник на наших глазах, символ перестроечных лет, – очередь к микрофону. Дают слово по каждому поводу – демократия; не дают – нет демократии, президиум узурпировал власть – долой президиум, переизбрать председателя. Демократия сводится к прениям и голосованиям.
Третий вид бытовых представлений о демократии можно сравнить с ЮНОШЕСКИМ идеализмом: «Дайте настоящих людей!» Те, которые есть, не годятся – они развращены, заражены патернализмом, иждивенчеством, неспособностью постоять за себя; это все надо решительно изжить – дайте человека с большой буквы! Но никто не уточняет, на какую именно большую букву должен быть идеальный человек демократической эпохи.
Наконец, четвертый пласт представлений – СТАРИКОВСКИЙ, пенсионный: демократия представляется как большая пенсия, обеспечивающая безбедное существование, – «дайте мне хорошую жизнь, я ее заслужил». В газетах всерьез пишут, что демократы – обманщики, обещали изобилие, а вместо этого подняли цены.
Дайте разрешение, дайте слово, дайте идеальных людей, дайте хорошую жизнь… и поскорее, а то вот уже полгода, как у нас демократия, но еще ничего не дали. Хуже того, полный развал в стране, и оттого она переполнена детскими или, наоборот, старческими обидами на демократов: да они и не демократы вовсе, а лишь «так называемые» или, хуже того, «лжедемократы» и даже «демофашисты». Нет, говорят, теперь я бы не пошел защищать Белый дом. Слово «демократы» быстро миновало положительную ступень и стало насмешливым, если не бранным.

Так нельзя. Все пекутся о нравственности, только и слышишь рассуждения о нравственном и духовном, но вот высшая безнравственность, бездуховность и бессовестность: насмешничать над демократией. Порядочный человек не может написать «дерьмократия», даже если он самого плохого мнения о нынешней власти.
Нельзя, чтобы идея, за которую миллионы людей во всем мире готовы отдать жизнь, идея свободы, превращалась в погремушку, в предмет досужей болтовни, в мишень для пошлых насмешек.
Я как все. Я тоже всю жизнь прожил не при демократии, а при демократическом централизме – это далеко не одно и то же. Мне долго внушали, что есть буржуазная демократия, ложная, а есть пролетарская, социалистическая – «подлинное народовластие», и я верил в это. Я никогда прежде не читал книг о демократии – где было их взять? Последние двести лет больше писали о том, как устраивать революции и бороться с правительством; о том, как строить нормальную жизнь, кажется, и не думали.
Одним словом, об азах демократии узнать негде. А не зная их, не имея общей идеи о демократии, как понять, что происходит, что делается в нашей стране, как оценивать события и судить о политиках?
Эта статья – короткий рассказ о довольно долгих попытках самому (но и не без книг, конечно) понять, что же такое демократия. Я пытался разобраться для себя, мне это казалось необходимым, но, может быть, следы этих размышлений пригодятся кому-нибудь еще.
Пытаясь вникнуть в суть проблемы, я обнаружил, что просто и напрямик сказать: «демократия – это…» практически невозможно. Прежде надо ответить на ряд частных вопросов, иные из которых задают всегда, а иные никогда не задают – и оттого-то и затрудняются с общим ответом.
Вот какие вопросы показались необходимыми: верно ли называть западную демократию западной? Какое слово следует считать ключевым для демократии? Что осталось в наследство от прежней системы? Может ли существовать нечастное предприятие? Совместим ли социализм с демократией? Есть ли при демократии свобода? Есть ли при демократии равенство? Почему демократия противоречива? Является ли демократия идеальной властью? На чем держится достоинство человека при демократии? Улучшает ли демократия нравственность?
Вместе эти вопросы должны подвести к главному: а есть ли у нас демократия?

Верно ли называть западную демократию западной?

Историки исчисляют виды демократии чуть ли не десятками, но в быту чаще всего говорят о западной демократии – нужна ли она нашей стране, или у нас другой путь; хорошо ли это – копировать Запад, способны ли народы нашей страны повторить западный путь развития. Довольно часто можно услышать, что нет, демократия не для нас, мы не доросли до нее.
Поэтому меня поразила приведенная в одной книге выдержка из работы историка Тибора Самуэли: «Мало кто… знает о степени свободы в царской России в начале нашего столетия. Цензура была уничтожена, и была полная свобода печати; даже большевистские издания издавались без ограничения. В России была также полная свобода в отношении выезда за границу, были независимые профсоюзы, независимый суд, суд присяжных и передовая система социального законодательства. Был парламент, Дума, с представителями партий всех оттенков, включая и большевиков. В наше время дореволюционную Россию можно рассматривать как модель демократии и, по сравнению со 126 странами – членами ООН, как одну из пятнадцати – двадцати наиболее либеральных стран мира».
Каждое отдельное утверждение здесь можно оспорить, но в целом это впечатление историка отражает сильнейший порыв России к демократии. Россия давно и на равных с другими странами участвует в грандиозном процессе демократизации планеты.
А что если представить себе историю нового времени так: четыре великие демократические революции вместе с научно-технической революцией создали сегодняшний облик Земли – английская, американская, французская и русская. Все они тянулись десятилетиями, сопровождались войнами, диктатурами, казнями монархов. То обстоятельство, что русская революция, начавшаяся в феврале семнадцатого года, продолжается до сих пор, не делает ее исключением из общего правила – демократии устанавливаются трудно. Это ведь людям тяжко вынести семьдесят пять лет жизни, не похожей на жизнь, а для истории – что такое полвека или век? Бывали и столетние войны. Для нас Октябрьская революция, последствия которой определили наши жизни, – огромное событие; но кто знает, как будут оценивать ее значение через двадцать или через сто лет – может быть, лишь как временное отступление от демократического пути?
Демократия изобретена, если можно употребить это слово, на Западе, но давно перестала быть западным явлением. Сегодня демократия – основная черта цивилизации, как научный и технический прогресс. Это первая, величайшая ценность нашего времени, причем не только политическая, но, можно сказать, и нравственная. Отступление от демократических норм морально осуждается, быть демократичным – аристократично, потому что слова «цивилизованный» и «демократический» теперь почти синонимы. Страны с самой разной исторической судьбой, с совершенно непохожими традициями и нравами, ну, скажем, Англия и Япония, живут по одним и тем же демократическим принципам.
Подобно тому как общие религиозные ценности не мешают, а помогают развиваться национальным характерам, так и демократия, несмотря на общность обязательных ее принципов, открывает каждому народу его собственный путь, позволяет осуществить, исполнить его уникальную историческую судьбу. Жизнь в демократическом обществе дает возможность человеку сосредоточиться на собственном внутреннем мире, на духовном и нравственном, на земном и небесном. Антидемократия же закрывает все дороги и толкает людей на изнурительную борьбу за политическую свободу, делает всех политиками, поскольку, если нет свободы, если народ в рабстве, то совестливому человеку стыдно заниматься собой и слишком ценить свою жизнь. А следовательно, и чужую. Там, где борются за свободу, – там свобода ценнее жизни, там человек по необходимости перестает быть высшей ценностью и жертва так же принимается, как и жертвенность.
Демократия стала непременным условием существования человека, поэтому, размышляя о ней, мы имеем право представлять себе не американскую, французскую или австралийскую действительность и не утопию-«нигдею», как говорили прежде, а мировое, планетарное, реальное для конца двадцатого века, демократическое устройство жизни, к которому приходит народ за народом.
Признано, что сегодня на планете 75 свободных стран. А нам – своим путем? Без цивилизации?

Какое слово следует считать ключевым для демократии?

Обычно демократию называют парламентской, подчеркивая, что главное в ней – всеобщие свободные выборы, власть представительных органов. Но избранники народа, как правило, отделяются от народа, и власть снова и снова ускользает от людей. Тогда начинают говорить: «Какая разница между одними властителями и другими? Какой смысл в демократии? Зачем она?»
Но тайна демократии не столько в том, чья власть – парламента, монарха или президента, а главное – в способе властвовать.
Демократия – принципиально иной, от всех других форм отличающийся СПОСОБ властвования. Этот иной способ вытекает из того обстоятельства, что демократия – власть людей, у которых нет ничего для власти над другими: ни большой физической силы, ни великих способностей, ни особого происхождения, ни высокого положения, ни даже собственности. Первоначальное значение слова «демократия» – не «власть народа», как часто думают, а «власть неимущих», и этот запах бедноты, нижнего слоя, худших (в отличие от аристократии) людей навсегда остался в слове «демократия».
Демократия – это власть безвластных. Это власть, не имеющая власти. В этом противоречии заключены все другие ее противоречия.
Но может ли быть власть безвластных людей, что это такое?
Тут и хитрость, которая обычно ускользает от нас. При демократии меняется не только субъект власти – кто правит, но и объект ее – кем правят.
Кажется: демократия – власть народа. Власть над кем? Над народом.
Власть народа над народом? В реальности этого не получается, всегда находится кто-нибудь, кто начинает управлять в «интересах народа» или, пуще того, в «интересах трудового народа», – мы это проходили.
Нет, демократия, или власть безвластных, может осуществляться лишь как власть человека не над кем-то, а над самим собой, над своей собственной жизнью.
И лишь над нею.
Суть и соль демократической власти в том, что она и не власть в привычном смысле слова. При демократии наибольшая власть принадлежит не государству, не органам и организациям, а человеку. Но это власть не над человеком, а над самим собой. Управление собой.
Ключевое слово демократии – самоуправление. Демократия – допустимо и такое определение – это возможность для наибольшего числа людей управлять собой и строить свою жизнь по своим способностям, своему разумению, по своей совести и на свою ответственность.
Самоуправление является сутью демократии по двум причинам. Во-первых, потому, что только свободное управление своей жизнью делает человека личностью. А во-вторых, потому, что у демократии нет возможности управлять в том смысле, в каком управляет авторитарное государство.
Если люди не будут управлять собой сами, демократию сменит анархия. Минимум насилия достигается лишь при максимуме самоуправления. Демократия по преимуществу побудительная, а не запретительная власть. Человеку, выросшему вне демократии, эта власть кажется слабой. Он не понимает, в чем ее сила – в предоставлении возможностей для самоуправления. А самоуправление – и цель, и необходимость для демократии.
Самоуправление принципиально отличается от той «сознательности», которую столько лет пытались в нас воспитать. Сознательность заключалась в добровольном подчинении своих интересов чужим. В самоуправлении нет служения и подчинения, но нет и эгоизма, нет автономии личности: суверенитет не равнозначен автономии. Человек чувствует себя частью общества, которым он дорожит и которому готов помогать, но чем он ценнее как человек, тем ценнее он для общества. Он не позволяет никому вмешиваться в свою жизнь и потому сам ни в чью жизнь не вмешивается. Он ни на ком не виснет, ни на кого не надеется, он сам развивает свои силы и полагается на них.
Демократия – вовсе не царство индивидуализма, как иногда думают; самостоятельность и индивидуализм – разные понятия. Самостоятельный может быть и коллективистом, и индивидуалистом, это зависит от характера и воспитания. Но заметим, что в демократических странах, как правило, мощный дух патриотизма, общинности, общности, однако это общность именно суверенных, самостоятельных людей, она создается движением снизу, а не давлением сверху, она поддерживается общностью ценностей, среди которых первая – демократия. Демократия – то надличное, высшее, не только для себя, но и для детей своих, для людей сберегаемое, без которого плохо жить человеку.
Прежний наш строй обладал огромными способностями к мобилизации всех сил – отсюда индустриализация, победа в тяжелой войне, создание огромной армии, ракет и бомб. Для такой мобилизации проповедовалась идея единства народа, умножения сил единством. Однако сила единства проявляет себя лишь в экстремальных условиях. Государство, в котором мы жили, могло выиграть войну, но испытания миром оно не вынесло. Потому что в обществе не так, как в физике, здесь сумма энергий неизмеримо больше энергии суммы.
Неизмеримо больше.

Продолжение следует