Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Управление школой»Содержание №17/2000

Архив

Феликсу Трофимовичу Михайлову — 70 лет

Наверное, Призвание и Долг каждого истинного мыслителя стремиться заглянуть в будущее. Туда, где, как считается, оно уже существует и в значительной степени влияет на развитие современности.

Порождающий время

Если обратиться ретроспективно к полувековой творческой деятельности оригинального философа, тонкого психолога и талантливого педагогического мыслителя Феликса Трофимовича Михайлова, то в первую очередь поражает ее футурологичность. Причем постоянное опережение мыслью времени, внутренний прогностизм не являются для Михайлова чем-то искусственным, специальным. Напротив – образ будущего, его идеалы и ценности совершенно естественно оказывали всегда и продолжают оказывать внутреннее влияние на все, что создавал и создает мыслитель.

Уже первые работы Михайлова шли вразрез с актуальным содержанием времени. В обстановке, когда в начале 1960-х годов нагнеталась истерия воинственного атеизма, философ публикует цикл работ, посвященных проблеме бессознательного в творчестве З. Фрейда. Дело заключалось даже не в том, что Фрейд был тогда, мягко говоря, не моден – вся направленность его системы идей и взглядов, обращенных к иррациональной человеческой личности, к бессознательному, кардинально расходилась с материалистической диалектикой, определявшей философию, психологию и педагогику того времени. Конечно, идеи Фрейда давались Михайловым в критическом плане, доминировал столь излюбленный тогда эзопов язык. Но главное было сделано – Фрейд в пересказе Михайлова пришел к массовому советскому интеллигенту, лишенному возможности читать оригинальные работы австрийского психоаналитика. Сейчас, перечитывая эти работы Феликса Трофимовича, отчетливо видишь – насколько же была пунктирна и ритуальная критика Фрейда и как точно были донесены его важнейшие идеи.

В конце 60-х – в 70-е годы происходят значительные изменения как в судьбе самого Ф. Михайлова, так и в направленности его творческой деятельности. И опять он опережает время. Теперь в центре внимания оказывается «Загадка человеческого «Я». Так называлась вышедшая в то время книга философа. Феликс Трофимович в поисках разрешения этой загадки обращается из сферы бессознательного в область, где происходит встреча общественного сознания и самосознания личности. Он переходит на работу в АПН СССР. Более того, его специально пригласил известный деятель образования Арсеньев, чтобы Михайлов встряхнул научную рутину и даже, как говорили тогда, «напугал академических старцев». И это ему во многом удалось. Главное, что провозглашал тогда Феликс Трофимович, – в центре всех педагогических исследований должна находиться Личность. В социоориентированной, классовой советской педагогической науке это звучало подлинным и смелым откровением.

В это же время Михайлов включается в исследования, проводимые отечественным философом Эвальдом Ильенковым, который, работая со слепоглухонемыми воспитанниками Загорского детского дома, подготовил их к поступлению на психологический факультет МГУ. Это было настоящей сенсацией. Включившись в исследования Ильенкова не с самого начала, Михайлов сделал для себя немало важных выводов, позднее во многом определивших его творчество. Речь опять-таки шла о том, под влиянием каких факторов развивается уникальное самосознание индивида и какую роль в этом играет общественное сознание.

Именно исследование форм общественного сознания и занимает Михайлова на протяжении 1980-х годов. И здесь появляется ставшее в дальнейшем ключевым для философа понятие – Культура. Задачей ставится исследование развития сознания «в материале истории культуры, истории мышления как творческой деятельности человечества». Философ приходит к важнейшему для себя открытию: сознание личности творит окружающая ее культурная среда.

В данной связи Михайлов резко выступил как против авторитарных подходов в воспитании, сводящихся к манипулированию личностью на основе априорно навязываемых ей стереотипов, так и свободного воспитания, когда процесс саморазвития личности обуславливается исключительно его индивидуальным самосознанием. В поисках организационной формы, где могло бы осуществляться воспитание личности через культуру, Михайлов обращается вновь к своей давней мечте «выращивания» Культурно-образовательных центров (КОЦ). Они могли создаваться в городском районе, в небольшом городе, на селе силами местной интеллигенции – учителей, врачей, адвокатов, музейных работников, опирающихся с помощью спонсоров на свою ассоциированную собственность на землю, строения.

Смена видов продуктивно-учебной деятельности, опора на личный интерес позволяли, по замыслу Михайлова, членам КОЦа активно и деятельно приобщаться к теоретическим основам и практическим навыкам современной культуры и достаточно рано выбрать по склонностям и способностям профессию, получая при этом среднее общее, специальное или даже высшее образование.

Как отнестись сейчас к этому проекту Ф. Михайлова? Проще всего оценить как утопию, вспомнить Платона, «Город Солнца», фаланстеры. Но такие центры реально и успешно действовали на протяжении многих лет. Как знать, может быть, именно они и станут подлинной школой XXI века.

В 90-е годы Феликс Трофимович органично переходит к новому творческому этапу. Теперь его занимает проблема человековедения. Он занимается созданием комплекса пособий и перестройкой высшего образования на основе обращенности к проблемам человека. В значительной степени это было реализовано во время его работы в Российском медицинском институте.

В конце 90-х годов для Феликса Трофимовича наступает время синтеза. И примечательно, что внутренний дискурс философа-психолога-культуролога вновь приводит его к размышлению над проблемами образования.

Исходная идея состояла в том, что существует определенное тождество индивидуального самосознания и общественного сознания. Это достигается способностью личности к творчеству и ее ориентацией на человечность-нравственность. А происходит все это в особом социокультурном пространстве.

На данной основе Ф. Михайлов сформировал философские основы новой педагогики. Ее смысл в том, что предметом образовательной деятельности являются культурные потребности и творческие способности учителей, учеников, родителей, управленцев и всех тех, кто так или иначе включается в пространство образовательной деятельности.

На этой основе и строит сейчас академик РАО Феликс Трофимович Михайлов свою фундаментальную теорию образовательной деятельности. Обсуждает ее в поездках по стране, в диалоге с авторами культурно-образовательных инициатив (федеральных экспериментальных площадок).

Вот так и создается на деле подлинная культурно-историческая педагогика будущего.

Михаил БОГУСЛАВСКИЙ,
доктор педагогических наук

Достоинство философа

Нет ничего более ложного, чем понятие внешней свободы при отсутствии свободы внутренней. Житель какого-нибудь Чикаго, ежедневно пережевывающий то, что дает ему «свободная» пресса, менее свободен по существу, чем философ в одиночной тюремной камере», – заметил как-то с грустным оптимизмом в одном из частных разговоров (дело происходило в 1943 году, в чистопольской эвакуации) Пастернак.

Понятно, что тюремная камера – далеко не лучшее место для времяпрепровождения даже для философа. Но судьба и суть того, кого мы называем философом, именно в том, что даже в тюремной камере он обладает свободой – свободой мыслить, свободой быть собой.

Бессмысленный вопрос, когда философу живется легче. Философу всегда нелегко.

Такая у него работа – жить на пределе, на пределе вопроса «быть или не быть?».

И прежде всего – быть или не быть собой. Собой – не совпадающим с другими. Собой – как автором своего бытия и автором своего мышления. И вместе с тем собой – предопределяющим (и определяющим) возможность Другого. Другого мира, другого человека, другого существования. Того, чего нет, но что может и обязано быть, коль скоро мы отважились выйти на предел.

Философ – это тот, кто отваживается быть. В том числе по отношению к какой угодно идеологии. Быть прежде всего в своем мышлении. Быть несмотря ни на что. Не повторять зады сказанного кем-то и когда-то, но быть впервые, бытийствовать, быть первичным. И в любых, сколь угодно заидеологизированных текстах обнаруживать свое автономное и свободное «Я».

Подлинное мышление по сути глубоко бытийно. Это значит, что оно отказывается жить по логике той или иной идеологии, но внутри любой идеологии обретает себя как первичную реальность. Даже если эта идеология, реализующая себя с жесткой определенностью тюремного надзирателя.

Впрочем, в эпохи тотальной идеологической жвачки, когда вся общественная жизнь оказывается в состоянии почти коматозного мировоззренческого ступора, существование философа как человека собственной (но необходимой другим!) мысли представлялось практически невозможным. И оттого было сродни подвигу.

Потому что мало быть философом для себя – нужно уметь быть философом для других. А это значит, что в мире, скованном жестким идеологическим каркасом, нужно быть философом внутри идеологии, – и это единственный продуктивный способ, позволяющий эту идеологию взорвать.

Именно такой подвиг философского самостояния внутри идеологического монстра осуществляли Эвальд Ильенков, Генрих Батищев, Мераб Мамардашвили. Чем глубже осознаем мы сегодня идеологический ступор эпохи, тем более значим их интеллектуальный подвиг.

Феликс Михайлов – последний в этом великом ряду.

Изданная им в сумасшедше далеком 1964 году книга «Загадка человеческого «Я» абсолютно современна. Потому что она – о достоинстве мысли. И о достоинстве личности, отваживающейся быть собой. И о достоинстве философа, который даже в одиночной тюремной камере реализует свою свободу как свободу, необходимую для других.

Но самое главное не в том, что тогда или потом было написано Михайловым. А в том, что – и именно это обстоятельство выдает в нем подлинного философа – Михайлов бытийно соответствует тому, что он пишет.

Мысль для Михайлова – это менее всего красивая интеллектуальная эквилибристика, существующая ради себя самой. Мысль есть только тогда, когда она предметна, когда она содержательна, когда она способна ворочать тяжелые камни человеческого бытия.

Есть несколько ключевых философских вопросов, которые задают координаты бытия Михайлова: «Как возможен человек?», «Как возможен генезис, образование человека?», «Как возможна внутренняя свобода человека?»

Но мало задать все эти вопросы и развернуть некоторую сумму изящных интеллектуальных построений. Мало осознать эти вопросы как ключевые вопросы современной культуры.

Михайлов не был бы Михайловым, если бы он не осуществил еще один подвиг бытия – подвиг философского погружения в идеологический абсурд массовой российской школы, – с тем чтобы изнутри выйти на ее пределы и сделать так, чтобы сама эта школа почувствовала потребность в предельном саморазвитии – том саморазвитии, благодаря которому школа выходит за пределы самое себя, превращаясь из узко-функционального инструмента по трансляции «знаний-умений-навыков» в пространство практической философии, решающей фундаментальный вопрос о сущности, предназначении и самой возможности человека.

...Михайлов – человек с абсолютным слухом.

Когда он слушает – а слушает он всегда, даже когда отключен его слуховой аппарат, этот формально-предметный посредник между Михайловым и звуковым миром, – получает истинное наслаждение. Он вслушивается в своего собеседника – глазами, руками, всей пластикой своего сдержанно-грузного и одновременно по-детски легкого и свободного тела. И самое главное в том, что он по-настоящему слышит – слышит не просто внешние звуки речи, но слышит саму мысль. Разумеется, в том случае, если эта самая мысль есть в наличии. И вступает в мгновенный диалог с этой мыслью, актуализируя собственное поле смыслов, но ни в коем случае не подавляя мысль собеседника, не навязывая ему свое понимание, а создавая для него и его мысли дополнительное пространство развития. И оттого диалог с Михайловым никогда не унижает, но всегда возвышает достоинство собеседника – будь это крупный интеллектуал или пожилая учительница из сельской глубинки.

Если у нашего образования есть будущее, то оно есть благодаря тому, что кто-то обладающий философским слухом вслушивается в это образование так, что оно обретает пространство и потребность предельного саморазвития – саморазвития на пределе вопроса «быть или не быть?».

Спасибо, что у нас есть Михайлов.

Но кто кроме?..

Александр Лобок,
доктор психологических наук

Рейтинг@Mail.ru