Исак ФРУМИН:

Неэффективное
в основе своей неразумно

А что такое эффективность? Это когда объявленные задачи решаются

Один из крупнейших в мире кредиторов – Всемирный банк реконструкции и развития – рассматривает сейчас вопрос о выделении нашей стране под проект «Обновление образования в России» кредита на общую сумму 350 миллионов долларов.

Это так называемый проект поддерживающей инвестиции, то есть кредит дается на доведение до конца уже осуществляемых проектов, в данном случае – региональных. Регионов-претендентов на сегодня три – Самарская и Ярославская области и Чувашия. На федеральном уровне сейчас предполагается разворачивать только проект по общенациональной статистике.

Такое небольшое количество потенциальных получателей кредита объясняется тем, что заем предлагается сделать хотя и на выгодных условиях – под 7 процентов, – однако деньги все же придется возвращать. А это пока внове для российских проектов реформирования образования.

Все регионы должны представить проекты в апреле – июне, затем все это будет сведено в один проект, финансирование которого, если российское правительство по-прежнему будет согласно на получение таких кредитов, начнется не раньше весны 2001 года.

У нас в редакции побывал советник по образовательным проектам Московского представительства Всемирного банка, а в прошлом – директор известной красноярской школы Исак ФРУМИН, и мы попросили его рассказать о сути проекта Всемирного банка.

Долгое время мы пытались убедить учителя (и ваша газета прекрасно это делала): «Вы блестящий учитель, у вас прекрасные ученики». А каковы условия, при которых гуманная педагогика не рождается из головы, а она в них растворена? Мы как-то с Тубельским и Газманом были в Австралии. И там нас поразило, что дети не орут на переменах. И Газман, как человек очень мудрый и наблюдательный, говорит: «Я понимаю, почему они не орут. У них школа одноэтажная и очень распределенное пространство. А если есть много места, то люди не толкаются, а если не толкаются – то и не кричат». Это банальный пример институционального условия.

Так вот, Всемирный банк рассматривает – можно с этим соглашаться, можно не соглашаться – экономическую эффективность образования как институциональное условие.

Если система экономически неэффективна, значит, она в основе своей неразумна.

Это может обернуться против меня, но я бы спросил: хоть раз задумались учителя о том, почему им не могут заплатить зарплату? Почему мы все время требуем снижения количества детей в классе? В вальдорфских школах мне говорили, что в классе должно быть 40 детей – была такая мода. А мы вот считаем, что надо количество детей сократить; при этом мы не понимаем, сколько это стоит.

Речь идет, грубо говоря, о том, как лучше использовать учителя. Могу рассказать, что мы сделали в Красноярске. У нас было 4 ставки учителя информатики. Мы нашли деньги, купили два компьютерных класса, наняли на зарплату полутора учителей двух студентов-заочников, которые сидели в качестве инструкторов и смотрели за тем, чтобы дети не портили оборудование. И дети сами учились работать на нем. И уровень компьютерной грамотности у нас повысился существенно. Я готов побиться об заклад, что такое использование фонда заработной платы гораздо более эффективно, чем проведение в каждом классе двух уроков информатики каждую неделю, да еще класс нужно делить пополам. Это вопрос организации.

Итак, в проекте Всемирного банка три компонента. Первое – финансовый механизм, он идеологически – самый главный, но по цене – самый дешевый.

На чем настаивает Всемирный банк, предоставляя новый заем на эксперимент в области управления образованием, – это самостоятельность школ, про которую мы так много говорим. До сих пор, несмотря на то что разрешено это с 1992 года, по разным оценкам от 10 до 13 процентов школ в России самостоятельно управляют своим бюджетом. Речь не идет о том, есть ли в школе бухгалтер, потому что существуют разные модели, по которым школы заключают договор с централизованной бухгалтерией. Речь идет о том, чувствует ли себя директор хозяином ресурсов, чувствует ли он себя ответственным за привлечение ресурсов, способен ли он разделить эту ответственность со своими коллегами. Я слышал, как один умный директор распекал учительницу, которая пыталась запихнуть ребенку в рот банан, который тот начал есть не вовремя. Он говорил: «Дело не только в том, что вы ребенка обидели, но еще и в том, что когда я буду выступать перед родителями и просить их чем-нибудь помочь школе, они ответят: а зачем мы будем вам помогать, когда у вас к детям так относятся». Конечно, мне могут сказать, что учитель не должен так делать, потому что он Учитель – с большой буквы, – и я соглашусь, но на самом деле, если учитель будет понимать, что после такого его поступка в его школе будет меньше новых досок, компьютеров, книжек, – то это тоже очень существенно.

Я думаю, что если нам удастся сделать школы самостоятельными, то это повлечет за собой и участие родителей в их жизни. Я готов побиться об заклад, что попечительские советы сами собой появятся, если школа станет финансово самостоятельной, потому что это реальная форма прозрачного привлечения средств. И, по-моему, эта реформа станет более существенной, чем 12-летка, новые учебники, потому что изменит сам школьный уклад.

Второе, на что Всемирный банк обращает внимание, – это нелицемерное отношение к проблеме доступности образования. Современная экономика не может существовать без высокой мобильности. В этом смысле, консервируя нынешнее состояние сельской школы, мы консервируем нынешнее состояние деревни.

В некоторых школах (скажем, в Чувашии) создаются общественные центры. Вот у нас все время говорят: «Школа должна быть культурным центром села». Но пока все это институционально не оформлено, это сводится к тому, что там тимуровцы ставят кукольные спектакли. А рядом стоит полуразвалившийся клуб, который финансируется из того же муниципального бюджета, но по статье «культура». Что делают в Чувашии? (Так, кстати, это делается и в Англии, и в Голландии, и в Германии в маленьких городах.) Делают нормальный зал, который используют и школа, и село, нормальную общую библиотеку, нормальные спортивные сооружения. По-моему, это замечательный проект; наша задача сейчас – понять, насколько он будет экономически эффективен, но я думаю, что он будет не только эффективен культурно и педагогически, но, скорее всего, и экономически, потому что не нужно будет поддерживать два здания.

Для сельской школы рассматриваются три кандидата на финансирование. Первое – это вот такие общественные центры для села, второе – дистанционные технологии, потому что необходимо обеспечить селу какую-то телекоммуникационную сеть, а там, где это невозможно, может быть, подумать о программах учебного телевидения. Но это сложнее, потому что это скорее федеральный проект, чем региональный.

И третий вариант – это укрупнение школ на центральной усадьбе. Речь здесь, конечно, не может идти о начальной школе, но это возможно для старшей и основной школы. В той же Чувашии, например, после Московской области самая высокая плотность населения и очень хорошая сеть автодорог. И там уже начали это делать. Открывают нормальную школу в радиусе 12–15 километров от ближайших сел, оснащают там нормальные кабинеты физики и т.п., а в селах оставляют начальные школы. И они начинают на этом экономить, потому что сейчас обучение одного ученика в сельской школе обходится раза в два дороже, чем в городской.

И последнее – это ПТУ. Это темное (или белое) пятно нашего образования. Мы делаем вид, что его нет, несмотря на то, что примерно четверть ребятишек в возрасте старшей школы отправляются в систему начального профтехобразования. Более экономически неэффективную систему (хотя она по сути своей должна быть эффективна, так как прямо связана с рынком труда) трудно себе представить. В ряде городов сейчас возникает идея создания современных центров технологического обучения для школ и ПТУ, обслуживающих целые сети. Но это довольно дорого.

Не нужно путать экономию и экономическую эффективность. В докладе Всемирного банка, кстати, совершенно ясно говорится о том, что процент консолидированного бюджета России, идущий на образование, безобразно мал по сравнению с развитыми странами. И речь не идет о том, чтобы еще уменьшить его. Речь идет о том, что даже эти маленькие деньги нужно привыкать расходовать ответственно и думать об их наиболее эффективном использовании. ...Вот я перевожу все школы на финансовую самостоятельность, и тогда директора начинают шпионить друг за другом – знаю по себе – и узнавать, почему у него больше ставок, а у меня меньше, почему ему дали компьютерный класс, а мне не дали. И тогда возникает вопрос не справедливого, а прозрачного и понятного распределения средств. В этом смысле различные формулы подушевого финансирования (на селе – одна, в городе – другая; в гимназии – одна, в ПТУ – другая) делают понятным людям, почему эта школа получила столько средств, а эта – столько. Это первое.

Второе. Конечно, гарантировать то, что экономия останется в школах, нельзя – по Закону «О местном самоуправлении». Я могу сказать, что в тех регионах, где будет (если будет) разворачиваться проект Всемирного банка, условием кредитования станет то, что расходы на систему образования уменьшаться там не будут. Например, одна из областей, которая участвует в проекте, собирается вложить деньги в установку автономных школьных котельных для малых городов. В Чувашии, где проходит газопровод, если перевести школы на газ, вложения окупятся за восемь месяцев, а затем возникнет экономия. Так вот условие Всемирного банка – чтобы экономия, например, в течение трех лет (это предмет переговоров) оставалась в распоряжении органов управления образованием либо школ (это тоже предмет переговоров).

Но для того, чтобы эту экономию оставлять школе, нужно переподготовить директоров школ, которые привыкли считать себя главными учителями, переподготовить руководителей отделов образования.

Я не экономист, но вот что я точно понял, работая в практической педагогике: что есть проблемы школы, и они не делятся так просто на проблемы педагогические и экономические. К сожалению, мы считаем, что сущностью школы являются уроки и воспитательный процесс, а результатом являются знания и качество личности, так называемая воспитанность. Вы знаете, я потерял уверенность в незыблемости этих истин, потому что вместе с рядом других российских педагогов я обнаружил то, что давно известно на Западе, – что учит так называемый климат. Тубельский называет это укладом, Соловейчик называл это духом школы. Но, к сожалению, мы все время приписываем порождение этого духа – душе в чистом виде: нравственности, сердцу... Экономика школы, ее институциональный уклад – это вещь вполне педагогическая. Зарплата учителя и его ощущение себя как ответственного деятеля, а не нанятого за копейки слуги – это тоже вещь предельно педагогическая.

Как трудно школе перейти на финансовую самостоятельность, потому что нет бухгалтерских служб, нет программного обеспечения, нет методических материалов! Нужны деньги, чтобы все это как следует подготовить. Но это не очень дорогая, с точки зрения Всемирного банка, работа. Это не внедрение идей банка – это помощь тем регионам, которые уже начали двигаться в этом направлении.

Аналитические материалы
Всемирного банка публикуются
в этом номере «УШ» на с. 7–10.